У Алекса было большое желание стукнуть назойливого родственника, но, сообразив, сколько усилий придется на это потратить, он благоразумно воздержался и только простонал:
— Что вам надо?
— Простыни, парень! — воскликнул Эхан, как будто это было чем-то само собой разумеющимся.
Алекс насупился, изо всех сил стараясь сообразить, почему у него хотят забрать постельное белье, и только тогда заметил, что мужчина не один.
— Как доказательство того, что вы вступили в брачные отношения, — сказала Эдда, выглянув из-за спины Эхана.
Алекс прищурился, попутно заметив, что у дверей стоят еще братья Мерри и священник, а его мозг с трудом перерабатывал полученную информацию относительно доказательства вступления в брачные отношения. «Простыни. Доказательство. Кровь от разрыва девственной плевы», — наконец сообразил он и резко повернулся, чтобы взглянуть на кровать. Мерри лежала, с головой укрывшись простынями и шкурами, словно крот, прячущийся в темноте, и Алекс не знал, проснулась она или нет. Но не это волновало его больше всего. До него только теперь дошло, что он абсолютно не помнит, вступил ли он в брачные отношения со своей женой. Если честно, он даже не мог вспомнить, как попал в спальню. Он собирался накануне вечером воздержаться от виски, но не смог, в основном из-за тестя, заявившего, что не выпить на свадьбе — оскорбление для всего клана. Алекс позволил налить себе в кружку только несколько капель виски, после чего твердо накрыл ее рукой. И весь вечер он пригубливал это совсем небольшое количество виски, которое не могло повлиять на него подобным образом.
Если только его новоявленный тесть не подливал в его кружку виски, когда он отворачивался, подумал Алекс и понял, что так, наверное, и было. Больше ничем он не мог объяснить свое состояние ночью.
— Ты справился, не так ли? — Эхан Стюарт неожиданно нахмурился. — Ведь ты был не совсем в форме вечером и… — Он сделал паузу и оглянулся на Броди, который ткнул его локтем в бок. Молодой человек что-то оживленно зашептал отцу на ухо, от чего у Эхана брови поползли на лоб. Он обернулся и с интересом уставился на пах Алекса. — Хм, похоже, ты все-таки сделал свое дело.
Алекс тоже посмотрел вниз на свое мужское достоинство, и теперь у него от удивления брови поползли на лоб, поскольку он увидел запекшуюся кровь. Выходит, он действительно сделал все, что должен был сделать, с облегчением подумал он и едва удержался на ногах, отодвинутый в сторону Эханом и его сыновьями. Мужчины вошли в комнату, за ними последовала Эдда, за ней священник. Создавалось впечатление, что все они очень спешат покончить с проблемой простыней. Увидев, что Мерри крепко спит, они остановились.
— Как, черт возьми, она не проснулась, когда мы барабанили в дверь? — удивился Броди, взирая на спящую сестру.
Эхан озабоченно нахмурился, потом покосился на Алекса и сказал:
— Видать, ты ее здорово утомил. Разбуди ее или убери, чтобы не мешала. Мы возьмем простыни и сразу уйдем.
Алекс помотал гудящей головой и подошел к кровати. Если бы он не выполнил свои супружеские обязанности ночью, он бы, безусловно, занялся этим прямо сейчас, выгнав всех родственников из комнаты. Хотя с такой больной головой…
— Мерри, — негромко позвал он и потряс ее за плечо. Не дождавшись ответа, он стал действовать энергичнее. — Мерри, детка, проснись! Пришли твои отец и братья.
Девушка заворочалась, пробормотала что-то невнятное и смахнула его руку со своего плеча, словно надоедливую муху. После этого она опять спокойно заснула.
Внутренне содрогнувшись, Алекс отказался от попытки разбудить жену. Он завернул ее в простыню, которой она была укрыта, поднял на руки и переложил в основание кровати. Он так сосредоточился на своей задаче, что не сразу заметил, как в спальне воцарилось напряженное молчание. Подняв голову, он увидел перепуганные лица родственников и только потом опустил взгляд на кровать. Простыня была залита кровью.
— Боже правый! Что ты сделал с моей девочкой? — потрясенно воскликнул Эхан Стюарт. Он рванулся к Мерри и повернул ее голову так, чтобы видеть лицо: — Мерри, детка, ты жива?
Мерри открыла глаза, удивленно моргнула, зевнула и раздраженно заявила отцу:
— Убирайтесь.
Отец, судя по всему, не обратил никакого внимания на грубость и радостно заулыбался:
— Она жива.
— Конечно, жива. Что с ней станется? — пробормотал Алекс, слегка оскорбленный беспочвенными подозрениями, но потом его взгляд снова скользнул по простыне, и раздражение сменилось тревогой и стыдом. Если у нее так сильно шла кровь, он, должно быть, действовал непростительно грубо. Возможно, он даже что-то ей повредил. Мысль вызвала тошноту. Алекс еще никогда не был груб с женщинами, и мысль, что он мог проявить насилие по отношению к теплой, приятно пахнущей девушке в ее первую брачную ночь, заставила его похолодеть.