— Да… Амир? — последнее слово прозвучало почти беззвучно.
Мужчина резко выдохнул и поднялся так поспешно, что Аман забыл про увлекательную игру — игру ли? — ошеломленно и непонимающе распахнув глаза.
Не такого отклика он ждал, и судя по всему князь это понимал.
— Ну уж нет! — вместо поцелуев Амир ехидно усмехнулся, глядя сверху вниз на разобиженное воплощенное искушение, и бросил, борясь с желанием. — О, отрок, взглянув на которого, ты примешь его за жемчуг рассыпанный… Мы подождем до вечера!
— Отдыхай, огненный мой, — закончил мужчина уже серьезно, очертив тыльной стороной ладони контур его лица, — тебе ведь нужно это…
Князь Амир ушел, Амани же бездумно откинулся на подушки, довольно потягиваясь: утро, хоть и позднее и благополучно пропущенное, — все же было из рук вон замечательным!
Но отдыхать? Валяясь в кровати в ожидании «господина»? Как бы не так! Он давно уже не просто украшение для постели!
С хищной улыбкой Аман вскочил с ложа, забыв о недомогании, которое сменилось охотничьим азартом и неодолимой жаждой деятельности. Быстро и тщательно приведя себя в порядок при помощи подавленного Тарика, явно видевшего их с князем спящими на одном ложе, юноша выкинул это из головы и в первую очередь навестил Сахара, попросив о некоторой необременительной услуге. Не забыл о Бастет и скучающем в стоиле, а потому особенно злом, Иблисе, хотя об обещанной Луджину и Халиду прогулке по окрестностям речи быть не могло… Отыскал Кадера, увлекая его в обсуждение нового танца, а так же незаметно вытягивая из него и присоединившегося к ним Исхана — детали и подробности долгого противостояния Джавдата Ризвана с князем Амиром.
Заодно узнал, о том, откуда шрам у Халида. Молодой человек получил уродующее его увечье еще ребенком в тот же день, когда из-за небрежения одного, вероломное нападение бывших союзников обернулось гибелью князя Файзела и многих его воинов. Женщин и детей, которых они защищали. Становище не крепость, у него нет стен, только полотно шатра, который к тому же запросто может загореться… Тогда же погибла первая жена Амира, получившего титул после смерти деда и вместо старшего Джавдата. Молодой князь, принявший управление родом, именно тогда заслужил прозвище на весь прочий мир — Черный Мансур. И страшную славу благодаря кровной мести, а клан полностью перешел в долину, на страже которой века незыблемо стояла цитадель… Аман долго раздумывал над этой историей, пока еще не записанной, рассчитывая как сможет ее использовать. Услышанное не тронуло и не взволновало его — решения Амира были оправданными и четкими, и само собой, что у врагов правитель должен вызывать боязливое уважение. Собственно это даже историей назвать было трудно, Амани просто сопоставил несколько замечаний и фактов, расставив их в логическом порядке.
День его выдался коротким, зато насыщенным, а потому необычайно утомительным. Расположившись, на кушетке со свитком стихов, чтобы передохнуть перед визитом к князю, юноша вынужденно признал его правоту на счет отдыха, благодарный к тому же за то, что Амир не поддался на его совершенно неуместную провокацию: насколько он желанен для мужчины Амани убедился сполна, так что последствия ночи еще существенно сказывались. Если говорить прямо, он не был уверен, что выдержит нынче нечто подобное, но отказывать в себе в мгновениях счастья? Ни за что! А Амир будет с ним чуток и ласков.
Подгоняя про себя минуты, Амани смотрел сквозь витиеватые строчки, похожие на пышные распускающиеся бутоны, не замечая, что улыбается с несвойственной ему мечтательностью, перебирая в памяти бесценные мгновения любви и нежности, каких ему не случалось даже представить раньше.
Амир… — юноша прикрыл глаза, чтобы ничто не отвлекало его от образа, словно выжженного под веками. — Мой благородный ирбис…
Мысли Амани были полностью сосредоточены на приближающейся встрече и мужчине, с которым она предстояла, но и Амиру приходилось прилагать серьезные усилия, чтобы отвлечься на повседневные заботы, и хоть на миг забыть беззаботную улыбку юноши, обращенную к нему с утра.
Признаться, реакция Амана на события ночи, когда тот окончательно придет после нее в чувство, продолжала беспокоить мужчину. Он отпустил себя только увидев, что юноша доволен, весел, и более того — без тени стеснения, переживаний или гнева, не стесняется его дразнить! Что последние преграды между ними действительно рухнули, и можно двигаться дальше, — к тому, чтобы быть вместе не только в постели… Мужчина с нетерпением ожидал восхода своей ослепительной звезды, постаравшись подготовить все так, чтобы и этот вечер оказался для него незабываемым, хотя и более спокойным. Они не виделись всего несколько часов, но с каждой минутой ждать становилось все труднее, а между тем Амани уже не на шутку запаздывал!
Это было столь же удивительно, сколь и неприятно. Раздумывая, что еще могло придти в голову его взбалмошному возлюбленному, Амир потратил некоторое время на бесполезное ожидание, после чего решительно направился к покоям юноши. Он сразу отпустил Тарика, невнятно лепетавшего, что да, мол у себя, чтобы мальчик не мешал предстоявшему по всей вероятности объяснению, однако… так и застыл на пороге ко внутренним комнатам.
Юноша свободно устроился на кушетке, и самым обыкновенным образом спал, свиток, который он читал до того, чтобы отвлечься, выпал из откинутой руки. Бесшумно приблизившись к нему, Амир все-таки принюхался к содержимому чаши на столике, попробовав на язык, покачал головой: Аман явно тоже готовился к их встрече. Волосы были собраны в привычный хвост, но перед тем от висков уложены по-особому. Кажется, он слегка подвел глаза и подкрасил ресницы, свободная домашняя одежда была выбрана из дорогих подарков, а кроме того, плавно обтекала линии тела и… хм! Должна была сниматься куда проще, чем то, что юноша обычно надевал на себя к князю.
Аман несомненно ждал их свидания и хотел его, это грело сердце, но накопившаяся с ночи и за день усталость взяла свое, а глоток вина с травами сыграл дурную шутку. Погрузившись в мечтания, юноша, по-видимому, не заметил, как задремал, и теперь крепко спал, улыбаясь чему-то своему.
Опустившись рядом на колено, Амир не торопился его будить, вглядываясь в расслабленные, необыкновенно открытые сейчас черты — что ты видишь в это мгновение, кальби, что твоя улыбка, как солнечный луч среди холодных скал на дне ущелья?
Каким бы сильным духом и телом не был человек, но бывают моменты, когда в заботе нуждается каждый. Даже не подозревая, к чему приведет, его поступок, Амир убрал свиток, а затем, улыбнувшись пристально наблюдающей за ним пантере, осторожно снял с ног юноши шитые бисером туфли. Распустил шнурки, которые могли бы помешать и стеснить его, разомкнул и вынул из волос заколку, расправляя густые пряди. Аккуратно поддев руки, поднял Амани, так же как и вчера относя его на кровать и укладывая.
Покрывало ресниц чуть дрогнуло, но даже увидев над собой князя, Аман лишь вздохнул, по-прежнему улыбаясь продолжению своего сна… Сердце в груди сжало. Быстро сбросив с себя все лишнее, мужчина лег рядом, и юноша, не просыпаясь, придвинулся к нему, устраиваясь поудобнее желанных объятиях. К чему просыпаться, если сновидения так сладки?
Однако все имеет свое окончание и вполне понятно, что в отличие от князя, не сомкнувшего глаз едва ли не полночи, на этот раз Амани встретил новый день первым. Он с изумлением обнаружил, что почти раздет и вольготно расположился на обнаженной груди спящего мужчины, закинув ногу ему на бедра, Амир крепко прижимал его к себе у поясницы, а вторая его рука накрывала ладонь юноши. Но… но… но вчера… — Аман замер, словно у него к шее было приставлено острие кинжала, понемногу осознавая, что произошло.
Что-что! Травки оказались коварными — вот что, и в облаках витать надо меньше! А Амир… он… Ооо!
Он не сразу понял, что с ним, почему очертания комнаты в предрассветной дымке расплываются еще больше, только плечи вскоре начали вздрагивать.
— Нари? — мужчина спал чутко.
Слезы прорвались еще сильнее, как юноша не пытался их удержать, выворачиваясь из рук.
— Нари, что с тобой? Что случилось? — всерьез испуганный неожиданными, необъяснимыми слезами своей неукротимой и довольно-таки колючей звезды, Амир тщетно пытался добиться хоть сколько-нибудь внятного ответа, а когда это не удалось, прижал его к себе, шепча в растрепанные кудри, что все хорошо. — Успокойся, хаяти, драгоценный мой… Я с тобой!