— Вас послушать, так семейная жизнь кажется столь же привлекательной, как надгробие. — Китинг снова ухмыльнулся и тут же поморщился, осторожно потрогав пальцем синяк под глазом. Припухлость вроде бы немного уменьшилась. А вчера даже глаз не открывался. — И в чем же тогда состоит ваше затруднение? Или мне самому догадаться? Вы встретились с ней и обнаружили, что она вылитая гарпия? У нее косоглазие? Всего одна нога? У нее…
— Может, замолчите наконец? — перебил маркиз.
— Я просто пытаюсь догадаться… — Китинг пожал плечами.
— Так вот, она весьма миловидна. Чуть больше года назад мой поверенный отвез ей бумаги, и она, а также ее родители, расписались везде, где требовалось. Затем мы дали объявление в газетах, и я прибыл в церковь. Даже вас пригласил посетить церемонию — что, не помните?
— Неужели?.. — Китинг снова пожал плечами. Приглашение, должно быть, затерялось где-то среди пространных писем Фентона — страниц на десять каждое (как будто ему было хоть какое-то дело до того, кто пригласил его кузена на обед и какой именно герцог благосклонно кивнул в его сторону). — Больше года, говорите? И что же дальше?
— Девица сбежала.
Китинг ожидал услышать известие о какой-либо трагедии или иной превратности судьбы, но, услышав такой ответ, в растерянности заморгал.
— Сбежала?.. — переспросил он. — То есть расхотела выходить за вас замуж?
— Если точно, то произошло вот что… Она появилась в дверях церкви в прелестном белом наряде, а потом вдруг развернулась — и бросилась бежать. При этом опрокинула канделябр и чуть не спалила церковь.
Долгую минуту Китинг молча смотрел на кузена. Они росли почти как братья, но за последние лет десять успели отдалиться друг от друга. «Между участью сына маркиза и сына младшего брата маркиза есть кое-какая разница», — часто повторял Стивен. Для Китинга это означало следующее: едва осознав, что ему предстояло унаследовать титул, состояние и земли, Стивен стал настолько высокомерным и нетерпимым, что не выносил присутствия низших рядом с собой. И он, Китинг, навсегда был причислен к этим «низшим».
— Мм… поскольку вы довольно… приятны внешне, — проговорил он, немного щурясь даже в приглушенном свете гостиной, — вдобавок вы маркиз и обладатель состояния, которым сначала похваляетесь, а потом отказываетесь дать мне взаймы, то тогда… Тогда остается лишь спросить: не напугали ли вы ее каким-нибудь неосторожным словом?
— Напугал? Зачем мне ее пугать? Да и как я мог ее напугать, если ни разу даже словом не перемолвился с этой девицей?
— Ни единым словом?
— Несколько раз я видел ее издалека, но… — Фентон развел руками. — Вы ведь знаете, я не из речистых. Не умею очаровывать дам беседой, как вы.
— Сумели бы, если бы удосужились хоть изредка держаться не так чопорно и прямо, словно проглотили палку от метлы. И не надо смотреть на всех свысока, — добавил Китинг.
— Для оскорблений нет никакой причины, сэр. Я — это я, а вы — это вы.
«Подобное заявление не предвещает ничего хорошего», — со вздохом подумал Китинг и, немного помолчав, проговорил:
— Поскольку ее уже согласились отдать вам в жены, Фентон, я бы предположил, что далеко она не ушла. Пожалуй, вам стоило бы написать ей письмо или же — это всего лишь предположение! — поговорить с ней и выяснить, что же, собственно, произошло.
— Я бы так и сделал, но, увы, моя невеста и в самом деле ушла далеко. Сначала исчезла, а потом, когда появилась… Оказалось, что она… нашла работу, — с возмущением проговорил маркиз.
Китинг едва не расхохотался. Смех душил его, но он все же сдержался и, изобразив удивление, спросил:
— Работу? Какого рода? Стала компаньонкой какой-нибудь леди? Уж наверняка не актрисой. Это было бы чересчур…
— Работу в клубе «Тантал».
— «Тантал»? А это что еще такое?.. — пробормотал Китинг, теперь уже с искренним удивлением.
Неужели Лондон за время его отсутствия окончательно погряз в трясине порока? Хм… Такого он не ожидал. Ему казалось, что после его отъезда многие попытаются превратиться в святых — хотя бы из опасения, как бы их не сравнили с ним.
— Боже милостивый, да вы и впрямь сделались отшельником, — проворчал маркиз.
Китингу вдруг стало совсем не до смеха. Отставив свою чашку, он поднялся.
— Поскольку вам известно, почему я здесь нахожусь, могу лишь пожелать вам удачи в ваших устремлениях, — отчеканил Китинг. — И, если позволите, маленький совет: попытайтесь выказать хотя бы толику… гуманизма, если отзывчивость вам не под силу. А теперь вон из моего дома.