Недавно я извлек из своего архива документы не совсем обычного характера: это старые телеграфные ленты, на которых были записаны мои корреспонденции, продиктованные армейским связисткам, что называется, с пылу, с жару в дни ожесточеннейших боев на Курской дуге и в последующих операциях наших войск летом 1943 года. Мне довелось тогда находиться в частях Первой танковой армии, которой командовал генерал Михаил Ефимович Катуков. Эта армия была в числе тех соединений, которые приняли на себя удар гитлеровцев на Курской дуге, под Обоянью, а затем перешли в наступление и отбросили их далеко на юг и на юго-запад.
С генералом Катуковым мы, московские репортеры, подружились еще в те трудные дни осени 1941 года, когда фронт вплотную приблизился к Москве и не требовалось обладать музыкальным слухом, чтобы из кабинетов редакций различать выстрелы дивизионной артиллерии от корпусной. Противотанковые пушки стояли тогда рядом с нашим комбинатом «Правды», на Ленинградском шоссе, и артиллеристы день и ночь дежурили у открытых ящиков со снарядами.
В те дни Катуков с двумя десятками своих машин прикрывал москвичей, как щитом, на Волоколамском шоссе, у деревни Чесмена, и мы были ему вдвойне признательны — и как москвичи и как журналисты, для которых деятельность танкистов Катукова была неисчерпаемым источником самых удивительных сюжетов. Катуков только что получил звание генерал-майора, а его танковом бригаде присвоено звание гвардейской, — с нее и началось создание советской гвардии. Командиру танкистов на фронте дали кличку «генерал Хитрость». Со своими обстрелянными солдатами и командирами он делал поразительные вещи. Немецкий генерал Гудериан, в частности, до конца дней своих не мог себе простить того, как искусно его обвели вокруг пальца в боях под Орлом. Катуков так виртуозно маневрировал своими немногочисленными танками, что Гудериан принял его бригаду за целую танковую армию.
Много времени прошло с тех пор, как мы познакомились с Катуковым. Одна из первых встреч с ним состоялась в занесенной снегом воронке, откуда молодой генерал, закутавшийся в одеяло, накинутое поверх простой солдатской шинели, на петлицах которой были нарисованы химическим карандашом две генеральские звезды, руководил боем своей бригады. Не раз я потом встречался с этим удивительным человеком и его гвардейцами. Встречи эти всегда были интересны. Бывать рядом с ним — значило ежечасно разгадывать самые удивительные кроссворды, ибо никогда нельзя было представить себе, что генерал сейчас сделает.
Вот почему, когда в один из летних дней 1943 года в редакцию доставили маленький конвертик от Катукова, в котором лежало приглашение «наведаться в гости», я оставил все дела и умчался под Белгород. Это была пора длительного затишья, когда во всех редакциях мира гадали о том, когда же, наконец, возобновятся активные бои. Многие газеты на Западе предсказывали, что третье военное лето ознаменуется третьим наступлением немецкой армии на Восточном фронте.
Танкисты Катукова жили в густых рощах, живописно разбросанных вокруг маленького поселка Ивня, некогда составлявшего собственность царского министра, немца Клейнмихеля. Линия переднего края пролегала неподалеку отсюда, но ничто не напоминало здесь о войне. Асфальтированные дороги были пустынны. В небе пели жаворонки. В садах наливались соками тугие завязи знаменитых курских яблок. На переднем крае фронта шла ленивая, редкая перестрелка. Изредка появлялись в небе вороватые немецкие разведчики, сбрасывавшие хвастливые листовки: «Мы ивнянские леса поднимем на небеса». Но к этим угрозам наши люди давно привыкли, и они ни на кого не производили впечатления.
Своих старых друзей я разыскал в густом лесу. Грозные боевые машины были тщательно вкопаны в землю и замаскированы сверху. Рядом с ними виднелись солидные блиндажи, в которых жили танкисты. Дорожки были посыпаны песком, повсюду — клумбы с цветами. На полянке взлетал к небу волейбольный мяч, сшитый и склеенный из старых противогазов. Волейбольную сетку заменяла запасная маскировочная сеть. Игра шла в быстром темпе: «Черные буйволы» — танкисты — вели матч против «Голубой ленты» — команды мотострелков. В читальне солдаты шелестели газетами, журналами. Из офицерского клуба доносились звуки рояля…
Генерала Катукова я нашел в соседней деревне. Поведение генерала также могло показаться странным. Он сидел, свесив ноги, на краю заросшего сочной травой оврага, окруженный двумя десятками вихрастых, веснушчатых деревенских мальчуганов, глядевших во все глаза на его ордена, среди которых сверкали брильянты английского креста. Генерал серьезно разъяснял своим собеседникам, что у детей, которые ленятся мыть ноги, вырастают на ногах перья. Один из его юных друзей опасливо и сокрушенно ощупывал свои лодыжки. На траве лежали огромные букеты — генерал с ребятами только что вернулся с прогулки в поле.