Они встретились в священной роще, на обрывистом берегу реки. Река и ветер дуэтом пели свою нескончаемую песню. Берёзы шуршали листьями и в самый лютый зной дарили прохладную тень усталому путнику или кров влюбленным. Посреди рощи бил родник с прозрачной холодной водой, и в глазах случайно зашедшего туда человека рябило от цветных ленточек, привязанных на ветках деревьев. Шло время, приходили и уходили разноязычные племена, разным богам поклонялись они, но обычай привязывать ленточки на ветки прекрасного белого дерева оставался. Если девушка хотела, чтобы парень никогда не забыл её, или юноша мечтал о том, что будет жить в памяти любимой – они привязывали цветную ленточку на ветку дерева, и их желание исполнялось. Боги ли были к тому причастны или природа прислушивалась к их просьбам – никому не известно. Так было.
И ещё был один обычай у казар, остался от степной, вольной жизни: маленькая тростниковая дудочка-курай, певец любви. Если юноша пришел на место свидания раньше девушки, то он играет на дудочке-курае нежные мелодии, а красавица по звуку узнает, где ждет её любимый. Мелодия дудочки нежная, в самую душу заглядывает, слышаться в ней ветра шум и листьев шелест. Плеск речных вод и песня жаворонка.
Муса пришел первым, сел на большой, нагретый теплым солнцем камень, под обрывистый берег и огляделся. Солнце стало из белого желтым, приблизилось к горизонту, полевые цветы запахли сильнее, дневные птицы перестали петь, а ночные ещё молчали. Вода в реки пахла водорослями и свежестью. Пчелы и шмели перестали летать, зато комары целыми тучами висели над водой. Мир быстро накрывали сумерки.
Почти стемнело, когда задумавшийся сотник почувствовал, что в него угодил маленький речной камень-голыш.
– Эй, воин, ты ждешь кого-то? – Майя стояла на обрыве и смотрела вниз своими огромными карими глазами. Она было одета в красное платье, расшитое золотой ниткой, такие же шаровары и мягкие желтые сафьяновые сапожки, а её чудесные, густые, волнистые черные волосы прикрывал бухарский платок из прозрачной ткани. Нарядилась для милого. – Почему не играешь на курае?
– Я не умею, любимая, ты же знаешь.
– Смотри как много тростника, срежь, сделай дудочку и учись играть, пока меня нет.
– Нельзя научить медведя вышивать. – Муса попытался обнять девушку, но она, легкая и ловкая, выскользнула из его рук.
– Не спеши герой! Пойдем на наше место
Они сели на самом краю обрыва. Майя облокотилась на плечо Мусы, он нежно перебирал её шелковые волосы, всей грудью вдыхая их аромат.
– Ты пахнешь как емшан [17], любимая
– Умеешь говорить красиво, воин. Я и есть емшан. Ты будешь помнить мой запах всю свою жизнь. Пока будешь жив.
– Пока я жив – буду с тобой.
– Увы, мой воин, нам с тобой не суждено быть вместе!
– Что! Вот вернусь от московского князя и зашлю сватов, Ибрахим не откажет, я не самый последний человек в Каракаламе!
– Ты не вернешься. Может быть мы и увидимся, но не здесь.
Огромные глаза Майи смотрели прямо в синие очи Мусы, они были полны слез и горечи. Солнце совсем зашло, и лицо девушки освещал только небольшой костер, зажженный, Мусой на каменистом берегу. Пламя освещало их двоих, и казалось, что они одни на всем свете
– Почему ты так говоришь, Птичка моя? Я так тебя люблю и никогда не оставлю. Вернусь к тебе, где бы ни была!
– Не получится. Будет большая война, много погибнет людей. Ты будешь стараться отвести эту беду, а потом другую, потом третью… У тебя будет своя мужская жизнь, будут другие, прекрасные женщины. Гораздо красивей меня!
– Майя, что ты говоришь?! Разве есть кто-то красивее тебя?!
– Что ты видел в жизни любимый? Но ты увидишь, много увидишь. И жизнь тебя будет баловать, а я, пока жива, защищать.
– Ничего не понимаю!
– А тебе и не нужно ничего понимать. Я вчера думала о нас с тобой, у меня были видения! Слушай внимательно. Ты будешь постоянно в опасности, а если будешь все время думать и оценивать обстановку вокруг себя, останешься жив. У тебя будут могущественные друзья, но и враги очень сильные. Ты станешь очень влиятельным человеком благодаря своей честности и уму. Знаменитые правители узнают твое имя, но оно изменится. Если тебе придется поступиться какими-то принципами – соглашайся, иначе не выживешь. Соглашайся, хотя бы для вида, а на деле будь верен Родине и роду своему. Ты меня слышишь?
Глаза Майи были широко открыты и смотрели куда-то вдаль, мимо Мусы, мимо березовой рощи – в грядущее. У Гирея захватило дыхание, он никогда не видел девушку в таком состоянии.
– Будет человек, которым ты станешь восхищаться, но он станет врагом твоей Родины и твоего народа, не жалей его. Будет другой человек, которого ты не одобришь, но его дела будут на благо твоей Родине и народу – помогай ему. Будь, терпим к иноверцам – Бог один и у римлянина и у иудея, и у мусульманина. Просто люди толкуют его слова и дела на пользу только себе, а не соседям.
– А что будет с тобой, Майя?! – он верил ей полностью и безоговорочно
– Со мной? Я не знаю. Но рядом с тобой я видела другую женщину. А про себя я ничего не могу сказать, кроме одного…
– Одного чего?
– Эта ночь наша с тобой и больше ничья. Через много лет ты вернешься сюда и найдешь память обо мне.
У Мусы кружилась голова, запах емшана, горящих веток и волос Майи сводил его с ума. Его руки гладили плечи девушки её грудь, горячие бедра, Майя откинула голову и закрыла глаза. Темная ночь и затухающее пламя закрыло влюбленных черным бархатным покрывалом, и ни один человек не видел того, что произошло между ними.
Муса очнулся утром в березовой роще на собственном плаще, один, но в памяти огнем горели слова Майи. «Ладно, жизнь покажет, кто пророк, а кто просто болтливая девчонка. Вернусь – сразу сватов зашлю!» – подумал он. Теперь пора было поднимать сотню и выполнять приказ.
4
(Один только Бог может все изменить в одночасье. Псковская поговорка. XV1 век.)
Сотня уже собиралась на майдане [18] у третьей башни. Все здоровые лошади, приписанные к сотне, осматривались опытным десятником Бараком, который и решал: выдержит она поход или нет. Муса был спокоен, Барак – лучший лошадник в его сотне, ни одна больная, плохо подкованная лошадь в поход не пойдет. Отобранные верховые и заводные лошади протирались чистыми тряпицами и только потом седлались. Казары были прирожденные всадники, в три года каждого из них родители посадили на коня. Но в сотне были и русские, ставшие казарами «побегом» от ненавистного хозяина, они были прекрасными лучниками, сильными и упорными рубаками, но в искусстве верховой езды от коренных казар поначалу отставали.
Главное искусство управления всадника лошадью заключается в том, чтобы, действуя поводом, заставить лошадь себе повиноваться, не причиняя ей боли давлением удил на челюсть, ибо это вызвало бы раздражение и сопротивление. Кавалерийский повод должен быть такой длины, чтобы, не сдвигая кулака с места, всадник чувствовал легкий упор десны на удило. Для укорачивания повода всадник поворачивает кисть мизинцем от себя. Если же этого недостаточно, то следует, сверх того, плавно подавать кисть руки или на себя, или от себя.
Главными средствами управления лошадью, для всадника в поле являются уклоны корпуса и уздечка; шенкеля [19] же в незначительной степени. Шенкель отчасти заменяется нагайкой, служащей средством понуждения и наказания. Отрывистого лёгкого удара по плечу или за подпругой достаточно, чтобы подбодрить лошадь на ходу.
На майдане столпились люди и лошади. Мальчишки, несмотря на раннее утро, помогали старшим братьям собираться. Утоптанная глина майдана часто была ареной таких сборов. Приказ об уходе был получен каждым от своего непосредственного начальника ещё прошлым вечером, так что затянуться эта процедура не могла.