– Безусловно.
– Я проинформирую компанию «Симпсон и Верней». – Миссис Монтфорд слегка склонила голову, словно она отпускала его.
Симпсон и Верней? Проклятие, это архитекторы! И только тогда Уолрейфен вспомнил ее отчаянную мольбу в последнем письме: «Прошу Вас, сэр, ответьте, следует ли ее снести или укрепить? Я только хочу, чтобы решение было принято, пока она не обрушилась на одного из садовников...»
Уолрейфену стало немного не по себе. Да, ее высокомерие было невыносимо, но, Боже милостивый, он действительно не обращал на нее внимания. И на этот раз разобраться с возникшими проблемами было не в ее силах – возможно, она была хорошей экономкой, но вряд ли она была каменщиком.
– Миссис Монтфорд?
– Да? – Она резко остановилась, уже взявшись за ручку двери, и обернулась.
– Я надеюсь... Так сказать, я надеюсь, что никто не погиб и не покалечился при этом несчастном случае?
– Никто не погиб. – Она немного странно произнесла это последнее слово.
– Хорошо. Это хорошо.
Ничего не говоря, Обри повернулась, чтобы уйти.
Однако Уолрейфену не хотелось ее отпускать. Он не понимал, что с ним случилось и почему он так груб с этой женщиной. На сегодняшний день ее единственной провинностью были ее письма ему и ее упорные попытки заставить его выполнять свои обязанности в Кардоу и в графстве.
– Миссис Монтфорд! – Он отрывисто кашлянул.
– Да, милорд? – Она снова обернулась.
– Я вас еще не отпускал. – Он постарался говорить более теплым тоном, но ему это не удалось. – Я хочу сообщить вам информацию о гостях, чье прибытие ожидается в ближайшее время.
– Приходский священник и я подготовили список.
Достав из кармана листок бумаги, миссис Монтфорд пересекла комнату и подала его Уолрейфену. Он заметил, что у нее были тонкие изящные руки – очень красивые руки, и сейчас они совсем не дрожали.
Отведя взгляд от ее рук, Уолрейфен посмотрел на бумагу: из Бата тетя Харриет с семьей; двоюродный дедушка со стороны бабушки; две кузины из Уэльса. Он прочел список – чтобы перечислить всех его родственников, не считая тех, что были в Америке, хватило шести строчек.
– Что ж... – он громко прочистил горло, – вполне приемлемо.
– Рада это слышать, – язвительно обронила она.
Чтобы занять руки, Уолрейфен снова открыл карманные часы и невидящим взглядом смотрел на них, размышляя над тем, действительно ли эта женщина – такая хрупкая на вид – была любовницей его дяди. Но какая ему разница? И почему это его волнует?
– Будут ли еще какие-либо пожелания, милорд? – с нетерпением спросила она.
– Да, – почему-то кивнул он, – я хочу сказать вам, что, пока здесь находится леди Делакорт, вы будете получать от нее распоряжения по дому. Вы должны относиться к ней так, как будто она все еще здесь хозяйка. Я не хочу, чтобы мне надоедали распорядком дня, меню, тем, кто где спит, или когда люди приезжают и уезжают. У меня есть более важные дела.
– Да, милорд.
– И разместите леди в ее прежних апартаментах.
– В хозяйских апартаментах? – уточнила миссис Монтфорд.
– Да.
– Багаж уже отнесли наверх. – Она быстро прошла через комнату и потянула шнур звонка.
– Немедленно перенесите его.
– Я как раз звоню Бетси. – Она бросила на Уолрейфена насмешливый взгляд.
– Отлично. – Он махнул рукой, отпуская ее.
– Какие комнаты займете вы? – Позвонив, Обри взглянула ему в лицо.
– Мне все равно, – быстро ответил он. – Любые рядом с Огилви.
– Ваши старые покои в северном крыле?
– Нет, – отрицательно покачал головой Уолрейфен, – я не люблю ту часть дома. А кроме того, там в моей гардеробной дохлые жабы. Возможно, они тоже ждут, чтобы начать преследовать меня, – добавил он едва слышно, и ему показалось, что легкая усмешка тронула губы миссис Монтфорд.
– Тогда китайскую спальню? Она поблизости.
– Отлично.
Как раз в этот момент одна из служанок робко заглянула в комнату.
– Бетси, – миссис Монтфорд повернулась к двери, – попросите лакеев перенести вещи лорда и леди Делакорт в хозяйские апартаменты. А его сиятельство пожелал занять китайскую спальню.
– Да, мадам. – Служанка казалась сбитой с толку, но ничего не сказала.
– А когда закончите, – продолжала миссис Монтфорд, – пойдите в буфетную и приготовьте отвар из лабазника и мяты для его сиятельства. Вы помните, как его делать?
– Да, мадам. – Бетси торопливо ушла.
– Отвар! – воскликнул Уолрейфен. – Помилуй Бог, зачем?
– У вас болит голова. – Со сложенными перед собой руками миссис Монтфорд выглядела раздражающе чопорно. – И мне кажется, вы хромаете на левую ногу.
– Я чувствую себя вполне хорошо, – проворчал Уолрейфен, – и абсолютно уверен, что мой врач не одобрил бы травяных отваров.
– О, в этом я нисколько не сомневаюсь. – В ее последнем слове он снова уловил едва заметный акцент. – Но в лабазнике содержится много салицилата.
Ее самоуверенность взбесила его, ему было неприятно, что она оказалась права в отношении его ноги и головной боли.
– Салицилат, – недовольно пробормотал он. – Никогда о таком не слышал.
– Это вещество, которое снимает воспаление, – пояснила миссис Монтфорд. – Оно очень хорошо помогает при ревматизме.
– О Господи, мадам, у меня нет ревматизма!
– Разумеется, нет, милорд.
Уолрейфен явно почувствовал, что сейчас над ним издеваются, и это ему не понравилось.
– Миссис Монтфорд, – сухо сказал он, – давайте вернемся к текущим делам. – Где положили моего дядю?
– В позолоченной гостиной. Вы хотите, чтобы и его немедленно перенесли?
– Прошу прощения?
– Вы, очевидно, ужасно недовольны расположением всего в этом доме, – спокойно ответила она. – И если вы хотите, чтобы вашего дядю перенесли в другое место, я прослежу и за этим тоже.
– Нет, – ответил Уолрейфен, борясь с внезапно нахлынувшей на него волной горя, – нет. – Он не хотел, чтобы дядю переносили; проклятие, он хотел, чтобы тот был живым – живым и здоровым, чтобы он, ворча и ругаясь, бродил по дому. Но в этом миссис Монтфорд тоже не могла ничем помочь. – Позолоченная гостиная – просторная комната, – с трудом продолжил он. – Много народа приходило выразить свое почтение?
– Половина Сомерсета. Дважды.
«Да, и большинство из любопытства, а не из-за огорчения», – подумал Джайлз. Его экономка была точно такого же мнения, он почувствовал это по легкому скептицизму в ее голосе. И он снова посмотрел на нее, на этот раз откровенно разглядывая ее лицо. Совершенно не представляя себе, что делать с этой женщиной, он, должно быть, слишком надолго погрузился в молчание, потому что миссис Монтфорд тихо кашлянула.
– Есть еще что-либо, милорд?
– Да, миссис Монтфорд, есть. Я забыл спросить – сколько вам лет?
– Сколько лет? – эхом повторила она. – О, мне тридцать, милорд.
Джайлз иронически улыбнулся, уверенный, что сейчас она лжет. Но какое ему до этого дело? Его дело знать, может она выполнять работу или не может.
– Спасибо, миссис Монтфорд, – резко сказал он. – Можете идти.
– Благодарю вас, милорд, – сухо отозвалась она.
– О, миссис Монтфорд!
Обернувшись, она посмотрела на Уолрейфена, но ничего не сказала.
– Я понимаю, что мы все сейчас в большом напряжении, – продолжил он, – поэтому я не стану придавать значения заносчивому тону, которым вы перед этим разговаривали со мной. Но в будущем прошу вас помнить, что, как бы великолепно вы ни выполняли свою работу, я не потерплю дерзости от своих служащих. Ясно?
– Абсолютно ясно, сэр. – Ее лицо снова превратилось в непроницаемую маску.
Внезапно Уолрейфену захотелось остаться одному. Он почувствовал, как на него навалилась тяжесть горя и утраты, а к тому же почти невыносимое чувство долга. А миссис Монтфорд слишком много видела своими сердитыми зелеными глазами. Она была чересчур умна, чересчур прямолинейна – и безумно красива. Она была совсем не такой, как он ожидал, не такой, с которой он мог чувствовать себя свободно. Разумеется, было очень соблазнительно просто рассчитать эту женщину, но Кардоу нуждался в ней, и сейчас ожидался полный дом гостей. Господи, какой тугой петлей оказался семейный долг! Неудивительно, что буйная толпа лондонских радикалов теперь казалась менее устрашающей, чем жизнь в Кардоу. И подумать только, Макс считал его храбрым!