Внезапно все изменилось. У нее остановилось дыхание, и она, должно быть, покачнулась, потому что граф сильной теплой рукой поддержал ее под локоть.
– Обри, тебе нехорошо?
Да, ей было плохо. Отойдя от графа, она приблизилась к столу так, как будто на нем лежала свернувшаяся змея. Прижав руку ко рту и проглотив слезы, Обри повернулась лицом к графу.
– Боюсь, дорогая, тебе придется кое-что объяснить. – Взгляд Уолрейфена не обещал ничего хорошего.
– Кто рылся в моих вещах? – тихо спросила она, чувствуя себя так, словно ее насиловали при всех. – Кто?
– Певзнер и Хиггинс, – мягко ответил граф, переведя взгляд с ее лица на плед и обратно.
– По чьему распоряжению? По вашему? – настойчиво спросила она. – По вашему, милорд? Вы приказали им это сделать? Почему вы просто не спросили меня?
– Обри, – граф положил руку ей на плечо, – я, кажется, действительно дал Певзнеру разрешение обыскать весь дом. Прости, дорогая, но тебе придется рассказать об этих часах. Сейчас это все, что я могу сделать, чтобы удержать Хиггинса от дальнейших действий.
Взяв с пледа миниатюру Мюриел, Обри провела пальцем по обрамлению, и еще одна, более страшная мысль пришла ей в голову.
– Моя Библия, – прошептала Обри, лихорадочно оглядывая комнату. – Она у вас? Где она?
– Несомненно, Библия там, где ты ее оставила, – ласково сказал Уолрейфен и, подведя Обри к креслу, заставил ее сесть. – Такая праведная вещь не вызвала интереса у Певзнера. А теперь расскажи мне, Обри, откуда у тебя часы моего дяди?
Обри взглянула в глаза графа, такие теплые и спокойные, и постепенно начала понимать, что он ей не враг. Конечно, он говорил не сердито, а смущенно, и это звучало так, словно он хотел ее защитить. И разве не это было причиной того, что она пришла к нему в постель, – получить его защиту, в которой она нуждалась? Обри решила, что сейчас должна воспользоваться его покровительством, хотя эта мысль не доставила ей особой радости.
– Их дал мне майор, – после долгого молчания ответила Обри. – Вернее, он дал их мне, чтобы я отдала их Айану.
– Айану? Почему?
– Он сказал что-то о том, что Айан пытался спасти его, когда обрушилась башня, – слабо пожала плечами Обри. – Он... казался растроганным. Но я не хотела брать часы. Я сказала ему, что Айан слишком мал. Я настойчиво пыталась вернуть часы, но майор был упрямым. И таким образом я... ну, заключила еще одну сделку с дьяволом, получила то, что хотела. Знаете, так часто бывает, когда свяжешься с ним.
– Что за сделку, Обри? – Присев перед ее креслом, Уолрейфен взял ее руку в свои и начал растирать, как будто старался заставить ее кровь и ее слова снова двигаться быстрее.
– Я сказала, что возьму часы, только если он согласится со мной и позволит доктору Креншоу осмотреть его. – Обри с трудом сглотнула. – На следующий же день. К моему изумлению, он согласился. Вот так часы оказались у меня. Тогда я думала, что одно другого стоит. – Она посмотрела на Джайлза, безмолвно умоляя понять ее. – Но он так и не встретился с Креншоу. Вместо этого он... он умер.
– Обри, – граф стиснул ее руку, – почему ты не рассказала мне все это? Почему просто не сказала, что часы у тебя?
– Потому, что никто не поверил бы мне, – покачала она головой.
– Обри, – положив обе руки на плечи Обри, Уолрейфен заглянул ей в глаза, – если ты говоришь, что мой дядя дал тебе свои часы, я верю тебе. Я верю тебе, – медленно и отчетливо повторил он.
– Благодарю вас. Но, милорд, Певзнер будет рассказывать, и...
– Джайлз, – поправил граф, снова сжав ее пальцы. – Просто Джайлз, Обри. Хорошо?
– Да, хорошо, – согласилась Обри, стараясь сдержать слезы.
– И если Певзнер будет что-либо рассказывать, он многим рискует, – добавил граф.
Его голос прозвучал так спокойно, так убежденно, что Обри внезапно захотелось рассказать Уолрейфену все, снять с себя тяжкую ношу и, рыдая, уткнуться ему в шейный платок. Но ее признание поставило бы Джайлза в безвыходное положение, поскольку он поклялся соблюдать законы. К сожалению, согласно закону, Обри была виновна в похищении ребенка, а возможно, и кое в чем еще худшем. Англия предоставляет матерям не так уж много прав в отношении их детей, но Обри, безусловно, никогда не признают матерью Айана, и тогда произойдет самое ужасное – мальчика вернут его единственному родственнику по мужской линии, его дяде, Фергюсу Маклорену.
Нет, исповедь сейчас ей совсем не была нужна, она не принесет пользы Айану. О чем только думала Обри, заваривая эту кашу?
– Ох, мне хотелось бы никогда не видеть эти часы! – расплакалась она. – Мне хотелось бы никогда не быть замешанной ни во что такое! Я просто... просто пытаюсь делать все, как надо. Я не понимаю, как все запутано в этом мире.
– Обри, – очень спокойно сказал граф, – о чем ты говоришь?
Она всхлипнула и замолчала, испугавшись, что и так сказала слишком много.
– Пока не прошло несколько дней, я даже не понимала, что часы сочтут пропавшими, – сказала она, и это была правда. – Во всей суматохе я просто не думала о них. Часы казались такими... таким пустяком по сравнению со смертью майора, вы понимаете?
– Да, думаю, понимаю.
– Потом пришел мистер Хиггинс, он смотрел на меня своими большими черными глазами, задавал ужасные вопросы, и я поняла, что он подозревает меня. И что бы я ни говорила, мне ничто не помогло бы, а часы только все ухудшили бы. Так и случилось.
– Я поговорю с Хиггинсом, – сказал Джайлз, коснувшись теплой рукой щеки Обри.
«По крайней мере, она хоть немного доверяет мне», – подумал Джайлз. Он хотел доверять ей, верить каждому сказанному ею слову. Или он был самым большим дураком на свете, влюбленным дураком? По каким-то причинам Обри лгала, и он это знал. Тогда почему он принимал ее ложь?
– Обри, кто эти люди на миниатюрах? – требовательно спросил Джайлз. Он не преминул заметить, как изыскано они были одеты, и почему-то усомнился, что их богатые наряды просто вольность художника. И вдобавок к этому женщина показалась ему мучительно знакомой. – Это твоя семья?
– Моя сестра Мюриел, – кивнула Обри и вытерла глаза, – и ее муж.
– Но ты совсем на нее не похожа, – настойчиво сказал Джайлз, снова задумавшись, не лжет ли она.
– Нет, нисколько, – горько усмехнувшись, согласилась Обри. – Она унаследовала папину внешность и мамин характер, а я совсем наоборот.
– Вас только двое? И братьев нет?
– Нет, – покачала головой Обри, – только она и я.
Джайлз молчал, но, когда стало ясно, что Обри не собирается больше ничего рассказать, он убрал руку с ее плеча, медленно пересек комнату и, остановившись, некоторое время невидящим взглядом смотрел в окно, обдумывая, как изложить все то, что необходимо было сказать.
– Обри, – наконец заговорил он, – почему ты так много лгала мне?
– Я... я не понимаю, что вы имеете в виду.
– Ты сказала мне, что твой брак был коротким, – мрачно сказал Джайлз, крепко сцепив за спиной руки. – Явившись сюда, в мои владения, ты объявила себя молодой вдовой и сказала, что имеешь опыт экономки. Ты сказала, что приехала с севера, что Айан твой сын и что… О Господи, Обри! – Он наконец повернулся к ней. – Что-нибудь из этого правда? Хоть что-нибудь? Пожалуйста, ответь мне. Речь идет не только о часах. Обри, я хочу помочь тебе. Прошу тебя, расскажи все сейчас мне до того, как это узнает кто-нибудь другой.
На некоторое время в комнате установилась гнетущая тишина.
– В чем именно вы меня обвиняете?
– Я твердо знаю, что в одном ты обманула меня, Обри, – хрипло сказал он и в три больших шага пересек комнату. – Прошедшей ночью в моей постели была девственница. Девственница, а не вдова. У тебя никогда не было мужа, верно?
– О Боже, – прошептала Обри.
– Зачем, Обри? – допытывался он. – Зачем тебе понадобился такой обман? Неужели ты не отдавала себе отчет во всей серьезности своего поступка? Ты понимаешь, что мы натворили?
– Кто бы нанял экономкой молодую одинокую женщину, милорд? – спросила она горестно, бессильно разведя руками, и слеза покатилась у нее по щеке. – Вы бы наняли? Мне нужно было пропитание и безопасное место для Айана. Поначалу да, я была честной, но очень скоро поняла, что никто не возьмет меня на работу.