Убедившись, что ничего больше в ее облике не указывает на недавнюю истерику, Надя вернулась в фойе. Мысленно она уже воссоединилась с бутылкой прохладного шампанского и ортопедическим матрасом, однако Платон, видно, задался целью добить своего лучшего и единственного агента.
Он стоял, вальяжно подперев стену, и, чуть не мурлыча, обменивался флюидами с худенькой белобрысой девицей. Говорила преимущественно она, Платон же бессовестно улыбался и источал феромоны. Надя готова была поспорить на все, что угодно, включая знаменитую виолончель Барабаша, что он ни слова не понимает из щебетания своей собеседницы, но это его совершенно не смущало.
Да, из всех инструментов Платон явно выбрал виолончель не просто так. Играй он на чем-нибудь полегче, Надя бы уже давно нашла способ отколошматить его собственным орудием труда. Скрипкой, к примеру, или фаготом. А сейчас вот даже увесистой папки с нотами под рукой не оказалось.
Надя не знала, как поступить. Ее подмывало сбегать обратно за стремянкой и лично стереть каждую с таким трудом нарисованную галочку. Боялась она только одного, что второго шанса тот милый полицейский ей не даст, и день точно закончится на австрийских нарах. Хотя кто знает? Если в камеру не пускают Платона, может, там не так уж и плохо?
Глава 3 (3)
Надя уже занесла ногу, чтобы направиться прямиком к Платону и, если понадобится, зубами отковырнуть его от очередной прелестницы, но в последнюю секунду передумала. Она поняла вдруг, что смертельно устала и не готова быть вечной нянькой для взрослого человека. Если Платону угодно, пусть за ночь перечпонькает всю женскую половину Вены. Будет этого мало — может зайти на мужскую, Надю это уже не волновало. В городе, где трудятся такие гуманные и всепрощающие полицейские, Платон не умрет от голода и холода. К тому же, в случае заморозков он всегда может разжечь костер из своей виолончели.
Поэтому она, вскинув подбородок и нацепив маску тотального безразличия, прошествовала мимо Платона, будто никогда не была с ним знакома. И фойе Музикферайн огласилось ритмичным гулким стуком ее каблуков.
— Надя! — спохватился музыкальный донжуан. — Погоди! — он ринулся за ней и лишь перед самыми дверьми успел перекрыть собой выход. — Ты злишься?
— Я?! — наигранное удивление прозвучало на октаву выше Надиного обычного тембра. — Ну что ты, ничего подобного.
— Перестань, ты ходишь маршем, я тебя знаю, — Платон оперся рукой о косяк, не давая Наде пройти.
— Какой марш, ты о чем? — она выстрелила в него надсадной дробью смешка. — Я просто устала, Платон, и хочу в отель. Если у тебя на вечер… — Надя покосилась на девицу, которая переминалась с ноги на ногу в ожидании кавалера. — …планы… Короче, я в номер, геолокацию тебе скину.
— Надь, постой…
— И имей в виду, — перебила она и опустила руку Платона. — У нас сдвоенный номер, поэтому не вези свои «планы» ко мне за стенку.
— Да не собирался я ничего такого! — Платон мастерски изобразил оскорбленную невинность. — Это Виктория, наша альтистка. Мы концерт завтрашний обсуждали.
— Обсуждайте на здоровье, — медоточиво улыбнулась Надя. — В Вене полно недорогих гостиниц для обсуждений.
— Павленко! — не стерпел Платон и схватил ее за плечо. — Дай мне пару минут, я попрощаюсь с Викторией, мы вместе поужинаем и поедем в отель. Хорошо?
— Прекрасно, — кивнула Надя, но вовсе не потому, что в очередной раз пошла на уступку.
Ей надо было только, чтобы Платон отпустил ее плечо и отвлекся на свою Викторию. И едва он вернулся к альтистке, как Надя пулей вылетела из филармонии, обогнула здание и заказала такси. Всякому терпению приходит конец, даже тому, которое кажется безграничным.
И усаживаясь в машину с шашками, Надя уже лелеяла новый план. Приедет в Москву, заявится к шефу и попросит нового клиента. Раньше никто бы к ее просьбам не прислушался, но ведь раньше ее подопечный и не выступал в залах такого уровня! Любой другой агент был бы счастлив заполучить кого-то вроде Платона, а Надя… Что ж, она заработала себе репутацию, показала себя в работе безупречно. И шеф не захочет терять подобного сотрудника. Пусть он даст ей вместо Платона двух или даже трех новых клиентов, — Надю уже ничего не пугало. Она готова была пешком обойти все престижные и не очень музыкальные конкурсы, отыскать десяток перспективных исполнителей, лишь бы не связываться больше с эгоистичными бабниками. Платон ошибся: она вышагивала не марш. Она отбивала чечетку, потому что, наконец, твердо решила начать новую жизнь.
Едва зайдя в номер и сбросив туфли, Надя выслала Платону адрес отеля и метку на карте, потом занырнула под душ, завернулась в белый отельный халат и откупорила свою награду. Шампанское приветственно зашипело, суля избавление от проблем.
Бокал, другой, горсть винограда, еще бокал… Вечер становился прекрасным, и даже отсутствие Платона Надю уже не волновало. Правда, когда в бутылке оставалось немногим меньше половины, Надя вспомнила, что не успела еще разобрать чемоданы. Перед завтрашним концертом ее платье и костюм Платона должны были отвисеться. В идеале было еще их прогладить или сдать в химчистку, но Наде надоели скучные правила.
Она вспомнила, что видела как-то в интернете забавный лайфхак: вместо того, чтобы мучиться с утюгом, достаточно просто повесить одежду на вешалке в ванную, принять душ погорячее — и через пять минут на вещах не останется ни единой складочки.
Пузырьки шампанского заговорщически щекотали Надю изнутри, призывая к экспериментам. Включив погромче Штрауса, — а кого еще слушать в Вене? — Надя, вальсируя по комнате с бокалом шампанского, открыла чемоданы, изящно нацепила концертные наряды на вешалки и протанцевала в ванную. Соседям снизу несказанно повезло: мягкий ворс ковра глушил ее звонкие ступни.
Под чарующие аккорды «Венского вальса» Надя представляла себя обворожительной юной дебютанткой на королевском балу. Заткнула ванну, включила горячую воду и вылила целый пузырек гостиничного геля для душа. Затем налила себе еще шампанского и приспустила с плеч халат, чтобы он напоминал платье, кокетливо повела плечом перед зеркалом.
— О, мадмуазель, — проворковала она своему отражению. — Вы не окажете мне честь?.. Право, ваша красота ослепительна! — и тут же с ложным смущением опустила ресницы. — Ах, вы мне льстите… Я бы с радостью потанцевала с вами, но меня сопровождает господин Барабаш.
Воображаемого ухажера это, судя по всему, нисколько не смутило.
— И где он? — проговорил он низким Надиным голосом. — Если он настолько глуп, чтобы оставить такой бриллиант без присмотра…
Сбросив халат на пол, Надя повела плечом и сделала большой глоток.
— Ну, если вы настаиваете… — и шагнула в пенную воду.
Прикрыв глаза, она мысленно закружилась в танце с прекрасным голубоглазым юношей. Надина фантазия не знала границ: на всем балу не оказалось пары грациознее, гости расступились, в восхищении наблюдая за неизвестной красоткой.
— Кто она? Вы знаете ее? — шептались они.
А Надя украдкой искала в толпе Платона. Его не было ни среди гостей, ни среди слуг. И лишь когда заиграл «Голубой Дунай», Надя разглядела, наконец его на задворках оркестра: бедолага потел за своей виолончелью и с тоской поглядывал на Надю и ее галантного спутника.
— Ну вот… — услышала Надя его вздох отчего-то прямо у себя над ухом. — Приплыли…
— Ах так?! — разозлилась она. — Знаешь, что!.. — и выложила Платону все, что думала.
Со смаком прошлась и по его махровому эгоизму, и по бесстыжему кобеляжу, а на десерт вгрызлась в инфантилизм и несамостоятельность. И лишь после этого по телу растеклась приятная невесомость, а в душе воцарилась гармония. Да, Надя, наконец, почувствовала себя свободной — и потому беззаботной и счастливой.
Глава 4
— Надь! На-а-адя! Надюша! — свистящий шепоток пощекотал ей уши, и Надя, поежившись, замотала головой. — Пора вставать, спящая ты моя красавица.