― В Калифорнии. ― Ее милое лицо становится решительным. ― Для этого нужно было покинуть ранчо. Застрять в больнице на месяц. А я не могла. ― Она проводит рукой по моей груди. ― Я не могла оставить тебя, Чарли.
― А будет еще? Исследование? ― Если мне придется ломиться в их дверь, я это сделаю.
― Чарли. ― Ее великолепные голубые глаза закрываются. ― Мне придется уехать.
― Я поеду с тобой.
― Что?
― Я отвезу тебя в Калифорнию. Может быть, мы не успеем на восход, но можем увидеть закат.
Я вознагражден улыбкой, настолько яркой, что затмевает солнце.
― О, Чарли, ― шепчет она.
У меня нет никаких сомнений.
Ничто не заставит меня любить ее меньше.
Я уже открываю рот, чтобы сказать ей об этом, как вдруг снаружи раздается громкий крик.
Напрягшись, я выпрямляюсь, первобытный защитный инстинкт заставляет мою кровь застыть.
Широко раскрытые голубые глаза Руби устремляются на меня.
На ступеньках крыльца раздаются шаги.
Я подаюсь вперед, закрывая собой ее тело.
― Малышка, останься…
И тут входная дверь распахивается.
Я натягиваю одеяло, чтобы прикрыть Руби.
― Какого черта? ― рычу я.
Уайетт появляется в гостиной, его лицо абсолютно белое.
― Чарли. Конюшня горит.
Глава 48
Руби
― Лошади? ― кричит Чарли, когда они с Уайеттом выбегают из дома. Они несутся по гравию и траве, и я бегу прямо за ними, стараясь не отстать от них босиком. Ноги подгибаются и дрожат, но я бегу быстро.
― Форд и Дэвис уже там, пытаются их вывести. ― В панике Уайетт спотыкается, и Чарли хватает брата за руку, чтобы тот не упал лицом вниз. ― Пожарные уже в пути.
― Молния? ― спрашивает Чарли.
― Не молния. Это поджог. Дверь заколочена. Лошади в ловушке.
От слов Уайетта у меня кровь стынет в жилах.
Изо рта Чарли вырывается мрачное проклятие.
Все мое тело дрожит, когда я мчусь за Чарли. Дым проникает в легкие и затягивает сумрачное небо.
Лошади. Пожалуйста, пусть с ними все будет хорошо.
В ужасе мы останавливаемся перед конюшней. Пожар небольшой, слабый дождь гасит большую часть пламени, но оно медленно разрастается. Пламя лижет древесину и перекидывается на входную дверь.
Мои руки летят ко рту.
― Нет, о, нет.
Некоторые из лошадей уже вырвались, выбив двери стойл, чтобы спастись от пламени и дыма. С дикими глазами, раздувая ноздри, они мчатся по пастбищу. Форд и Дэвис, размахивая топорами, пытаются прорубить проем в стене, чтобы освободить остальных лошадей, оказавшихся в ловушке.
Ужас затапливает мое тело.
Чарли хватает меня за руки, оттаскивая назад, подальше от пламени.
― Оставайся здесь, ― кричит он со страхом на лице.
Я сопротивляюсь.
― Нет. Я могу помочь. Это наши лошади. Это наше ранчо, Чарли.
Он крепко целует меня. Его глаза пылают.
― Возьми веревку. Отведи их на пастбище. Привяжи их, чтобы они не убежали обратно в конюшню. — Тяжело дыша, он наставляет на меня палец. ― Это твоя гребаная работа, Руби. И больше ничего.
А потом они с Уайеттом бросаются помогать своим братьям.
Я начинаю действовать.
Сердце колотится в груди, я хватаю моток веревки с ограды пастбища. Я работаю быстро, как учил меня Чарли, накидываю веревку на шеи свободных лошадей и спокойно веду их к столбу ограды, где привязываю. Я нахожу Стрелу, Пепиту и Ифуса. Я не вижу ни Уинслоу, ни коня-демона, которого Уайетт объезжал летом.
Я насчитала семь лошадей, значит, восемь еще в конюшне.
Тугой узел в моем животе превращается в зияющую дыру. Мои руки трясутся. Я чувствую себя такой беспомощной. Все вокруг в смятении, в вечернем воздухе слышен треск огня. Дэвис, Форд и Уайетт работают вместе, снося переднюю часть конюшни.
Я быстро осматриваю ранчо в поисках Чарли. Я не нахожу его. У меня кровь стынет в жилах.
О боже. Где же он? Я зажмуриваю глаза, молясь, чтобы он не пошел в конюшню.
В этот момент я слышу знакомое испуганное ржание.
Поворачиваю голову.
Это Уинслоу.
Он пытается пробиться через заднюю часть конюшни ― участок коридора, еще не охваченный пламенем.
Ярость толкает меня вперед.
Я могу помочь. Я могу что-то сделать.
Заметив в куче дров один из маленьких топориков, которыми мы пользовались во время ужина у костра, я хватаю его. Я подбегаю ближе к горящему сараю. Пламя обжигает, и я с шипением выдыхаю. Но я беру себя в руки и бью топориком по небольшой дыре, которую Уинслоу уже пробил сам.
Небольшое отверстие становится больше.