Живую.
Я чувствую, как дыра внутри меня, которую Руби заполняла своим смехом, улыбками и сердцем, снова пустеет.
Я не знаю, кем буду без нее. Счастье превратится в гребаное воспоминание.
Я могу потерять ее.
Паника охватывает меня.
Руби умерла. Она умерла.
Господи.
Я не могу сделать это снова. Не могу.
У меня внутри все сжимается.
Должно быть, я издаю какой-то звук, потому что Уайетт поднимает на меня глаза.
― Чарли, ты в порядке?
― Нет, ― выдавливаю я из себя.
В моей груди зияет дыра.
― Черт. ― Я провожу рукой по волосам и не отпускаю их. Мой голос ломается. ― Черт.
― Дыши, Чарли, ― резко говорит Дэвис. Его рука ложится мне на плечо.
Но я не могу.
Я не могу дышать. Не могу думать.
Потребность в ней почти душит меня.
― Это не твоя вина, Чарли, ― говорит Форд, словно читая мои мысли.
― Мне нужен гребаный воздух, ― задыхаюсь я и вскакиваю со стула. Я бегу по коридору, не останавливаясь, пока не достигаю автоматических дверей, ведущих из больницы.
Я делаю именно то, что обещал Руби не делать.
Я бегу.
Я добегаю до парковки, прежде чем вспоминаю, что ключи от моего грузовика остались у Дэвиса.
Я запрокидываю голову к утреннему небу.
― Черт.
За спиной раздается знакомый резкий голос.
― Я знаю, что ты не уйдешь.
― Отвали, Уайетт.
― Тащи свою задницу обратно в больницу. Сейчас же.
Я наклоняюсь, упираясь руками в бедра, и хватаю ртом воздух.
― Я не могу.
Я ковбой. Я мужчина, я крутой сукин сын, но, черт побери, эта маленькая девочка способна вырвать мою душу и сердце.
Уайетт шагает ко мне с убийственным видом.
― Ты мой брат и лучший друг, Чарли, но ты ведешь себя как идиот. Что, если она очнется, а тебя не будет рядом?
Я зажмуриваю глаза.
― Прекрати.
Еще один шаг. Его голос словно сверло в моем мозгу.
― Что, если ты ей нужен, а тебя нет, потому что ты тут устраиваешь вечеринку жалости к себе?
Я выпрямляюсь. Моя челюсть сжимается. Мышцы напрягаются.
― Я ей не нужен, ― кричу я, разворачиваясь. ― Это из-за меня она пострадала. Я втянул ее в самую гущу событий этого лета. Ей будет лучше без меня.
― Ты трус, ― говорит Уайетт, указывая на меня пальцем. В его голубых глазах вспыхивает гнев, и он пихает меня в спину. ― Придурок.
― Пошел ты, ― рычу я, сжимая кулак.
Автоматическая дверь открывается, и Форд проходит через нее. Он стоит, скрестив руки, и смотрит на нас. Из его уст вырывается многострадальный вздох.
― Господи, ― жалуется он. ― Вы этого не делаете.
Но мы делаем.
― Хочешь ударить меня ― попробуй, ― усмехается Уайетт, сжимая кулаки. ― Это будет не первый раз, когда я надеру тебе задницу.
― Это была тренировка, ― огрызаюсь я.
И тут я взрываюсь.
Ноздри раздуваются, красный цвет затуманивает зрение, и я бросаюсь на брата, хватая его за футболку. Я крепко держу его, отведя кулак назад для удара. Печаль и ярость требуют, чтобы я выбил из него всю дурь.
Но я не могу. Я злюсь не на него.
Я злюсь на себя, на DVL, на все, что произошло.
Мой кулак замирает в воздухе.
Прежде чем я успеваю отпустить его, Уайетт бьет меня кулаком в живот. Без колебаний.
Воздух покидает мои легкие. Я спотыкаюсь, сгибаюсь пополам, затем восстанавливаю дыхание.
― Дешевый прием, ― говорю я сквозь стиснутые зубы.
Уайетт усмехается.
― Если мне придется надрать твою ворчливую задницу, чтобы ты пришел в себя, пусть так и будет. ― Мы смотрим друг на друга, напряжение между нами спадает.
Уайетт отходит от меня, делая неглубокие вдохи, затем поворачивается и говорит:
― Мэгги мертва, но ты ― нет. И Руби тоже.
Я вздрагиваю, его слова ― словно нож в яремную вену.
Форд шипит.
― Ты ведешь себя как придурок, Уайетт.
― Кто-то должен это сказать, ― огрызается он в ответ.
Я запускаю руки в волосы, провожу ими по бороде.
― Она заслуживает кого-то другого. ― Признание этого вслух разрывает мое сердце пополам. Горячие слезы застилают мне глаза. ― Я никогда не должен был…
― Что, любить ее? ― Перебивает Уайетт. ― Чарли, эта девушка вернула тебя. ― Глаза у Уайетта красные, он качает головой. На его лице отражаются неподдельные эмоции. ― Она заслуживает тебя. Ты боролся за нее, чувак. Ты откачивал ее больше двадцати минут. У нее есть пульс, она дышит благодаря тебе.