Если бы у меня был телефон, я бы воспользовалась им и попыталась успокоить ссору с помощью эмодзи со знаком мира. Но я едва слышу, о чем они говорят, за шумом собирающейся толпы, жалующейся на отключение электричества.
В этот момент я поднимаю глаза и замечаю белку на дереве, которая щебечет с другой белкой. Без предупреждения горячие слезы наворачиваются на глаза.
Это глупейшая мысль, но она потрясает меня.
Даже у белки жизнь насыщенней, чем у меня. У нее есть лучший друг или, можно сказать, вторая половинка.
У нее есть то, чего нет у меня.
И снова слова Макса звучат в моих ушах ― ты могла умереть.
Я могла умереть.
И в этом нет ничего нового.
Я могла встретить своего создателя сегодня, и чем бы я похвасталась? Что бы я написала в своем дневнике благодарности?
Что я, Руби Блум, благодарна за свою распланированную жизнь? Что безграничная опека моих отца и брата ― постоянный спутник моего существования? Что мои любимые слова: Запланировано. Упорядочено. Безопасно. Овощи. Овсянка. Больница. Лекарства. Потеря сознания. Что, хотя я работаю в роскошном туристическом агентстве, занимаюсь социальными сетями и контент-маркетингом не выходя из своей спальни, я никогда не выезжала за пределы Индианы. Что у меня был секс только раз в жизни с мужчиной, который когда кончал, издавал звук, похожий на рев карбюратора, и которого я напугала до полусмерти, потеряв сознание, когда все закончилось.
Может, все мужчины так звучат, но не похоже, что это был хороший секс. Со мной никто не флиртовал. Я никогда не испытывала оргазма. Никогда не была влюблена.
Я моргаю. Это как неожиданный удар по лицу. Что-если.
Что, если у меня осталось всего два хороших года? Что, если я умру, так и не пожив?
Что, если я всю жизнь проживу без любви? Без хорошего секса?
Мое сердце, соглашаясь со мной, колотится так, будто хочет вырваться из груди.
Я закрываю глаза и представляю, как мое сердце покидает мое тело. Куда оно отправится? Что оно будет делать?
Я так долго считала себя счастливой, а на самом деле была лишь счастливо несчастной.
Я провела всю свою жизнь тихо и безопасно ради своего отца, но правильные вещи кажутся сейчас такими… неправильными. Такими грустными. Такими скучными.
Этот мир прекрасен, а я наблюдаю, как жизнь проходит мимо меня.
Я издаю сдавленный писк. Я чувствую, как у меня перехватывает дыхание, как при панической атаке.
И тут меня осеняет.
Это не я боюсь смерти. Мои близкие боятся.
― Руби? ― раздается голос Макса.
― Сегодня мой день рождения, ― говорю я Максу.
― Да, Руби. ― Его голос звучит обеспокоенно. ― Я знаю. У нас внутри торт, который тает.
Это я таю.
Мне слишком жарко, я потею, а дождь все льет и льет. Отец разговаривает по телефону, и теперь я слышу звук машины скорой помощи, отчего мне хочется свернуться калачиком и… ну, не умереть, конечно, потому что это я уже пыталась сегодня сделать. Скорее, погрузиться в пучину изнурительного отчаяния своего существования, потому что единственное, чего я хочу, ― чтобы меня оставили в покое.
Позволили мне жить.
― Ты в порядке? ― спрашивает Макс. ― Рубс?
В ответ я отталкиваюсь от машины и ложусь на мокрый асфальт. Я раскидываю руки. Камешек впивается мне в плечо, а майский дождь просачивается сквозь платье, пробирая до костей.
Я прикладываю два пальца к шее. Я живу с СВТ1 достаточно долго, чтобы понимать свое сердцебиение. И мой учащенный пульс звучит как…
Время еще есть. Время еще есть. У меня еще есть время.
― Черт. ― Макс нависает надо мной, запустив руки в свои лохматые светлые волосы, словно готов вырвать их все. Я вижу яркую голубизну его глаз, таких же, как у меня, таких же, как у нашей матери. ― Где болит?
Я смотрю на белку, сидящую на дереве надо мной. Солнце светит ярче. Интенсивнее. В моей голове звучит панический голос брата. Краем глаза я вижу, как мои волосы цвета яркого клубничного блонда смешиваются с дождевой водой и медленно становятся грязно-рыже-коричневыми.
Мое сердце ускоряет свой ритм.
Я прижимаю ладонь к груди и вздыхаю.
― Везде.
Глава 1
Руби
МЕСЯЦ СПУСТЯ