― Лучше, чем «Пустое место»?
Она притворно вздыхает, а затем на ее милом лице появляется дразнящая улыбка.
― Не знаю. Здесь будет красивый ковбой, который унесет меня отсюда сегодня вечером?
Что-то острое пронзает мою грудь при мысли о Руби в объятиях другого мужчины.
― Если ты хочешь затеять очередную драку в баре, то конечно.
Она подпирает подбородок ладонью и улыбается.
― Может, я так и сделаю, ковбой.
Когда она называет меня «ковбоем», для моего сердца это все равно что подлить бензина в огонь.
После того, как я целый день знакомил Руби с Воскрешением ― с лучшим настроем, чем в первый раз, ― я повел ее в «Неонового Гризли» на Главной улице. Несмотря на то, что в баре шумно, здесь царит непринужденная атмосфера, и он обслуживает как туристов, так и местных жителей. По телевизору с приглушенным звуком крутят клипы в стиле кантри, а официанты в фартуках пробираются сквозь толпу. Здесь безопаснее. Никаких потасовок.
А вот что небезопасно, так это то, что я сейчас делаю. Сам того не желая, я повел Руби на чертово свидание.
Все, о чем я мог думать сегодня, это о встрече с ней. Хотел помочь ей со списком дел. Извиниться за то, что напугал ее до смерти. К тому же, не буду врать. Приятно отдохнуть от работы на ранчо, пусть даже один вечер. Мне нужен был выходной, и она стала идеальным человеком, чтобы отвлечь меня.
Только она не отвлекает. Она ― Руби. Девушка, от вида которой у меня все переворачивается внутри каждый раз, когда я вижу ее прекрасное лицо.
Прошло много времени с тех пор, когда мои дни включали что-то еще, кроме дел на ранчо. Я всегда занят, но для Руби я всегда найду время.
Мой желудок сжимается, когда я смотрю на ее тонкий профиль. Ее золотисто-розовые волосы спускаются локонами по спине. Фиолетовая бретелька сарафана соскользнула с плеча. Она скрестила ноги, отчего подол сарафана высоко задрался, обнажив гладкую нижнюю часть бедра.
Я провожу рукой по бороде, оглядывая свою грязную синюю джинсовую рубашку и заляпанные сапоги. Черт возьми, я чувствую себя деревенщиной, сидящим рядом с принцессой.
― Надо было привести себя в порядок, ― ворчу я.
― Нет! ― восклицает она, а затем прикусывает губу. ― Таким ты мне нравишься больше.
― Каким?
― Грязным. ― Розовый румянец окрашивает ее щеки. Черт, она выглядит мило.
Появляется официантка, нетерпеливо взмахивая рукой.
― Что будете пить?
― Выбирай сама, ― говорю я Руби. ― Это твой вечер.
Она вздыхает.
― Разве это справедливо? Ты наконец-то взял выходной в этом году? Тысячелетии?
Я улыбаюсь правдивости ее слов.
― Что-то вроде этого.
― Мой вечер, да? ― На ее лице появляется неуверенность, пока ее глаза сканируют меню на меловой доске. ― Как насчет… виски с соленым огурцом и двух бутылок пива?
Официантка исчезает.
Я барабаню по столу.
― Теперь ты говоришь на моем языке.
― Что? Грубо и задиристо? Или ворчливо и хмуро?
Я смеюсь. Застигнутые врасплох этим звуком, мы с Руби оба вздрагиваем.
Господи. Когда я в последний раз так смеялся?
― Видишь… ― говорит она, протягивая маленькую руку к моей челюсти. ― Ты умеешь смеяться.
Я закатываю глаза, борясь со своей продолжающей расширяться улыбкой.
― Да, но не привыкай к этому.
― О, я уже привыкла, ковбой. Никаких отговорок. Теперь ты должен улыбаться мне не менее двух процентов времени.
Прекрасно понимая, что весь чертов город смотрит на нас, я хмыкаю. Это инстинктивно, то, как я тянусь к ней, то, как она мне нужна. Я придвигаю ее табурет ближе, желая, чтобы она была рядом со мной, чтобы я мог вдыхать ее клубничный аромат и греться в ее солнечном сиянии. Я не могу оторваться от нее. Я готов бороться со всем миром за одну только ее улыбку. В Руби есть что-то такое, что усмиряет все дерьмо внутри меня.
Она отличается от того, к чему я привык. От того, что, как мне казалось, я хотел или в чем нуждался. Я стараюсь не сравнивать женщин с Мэгги. Особенно Руби. Они совершенно разные. Мэгги была похожа на грозовую тучу, а Руби ― на легкий ветерок. Но единственное, что их объединяет, ― это их сердца.
Может, я и сделан из гравия, но Руби ― она из золота.
Руби смотрит на меня своими большими голубыми глазами.
― Я никогда раньше не была в баре. Не в таком.
У меня сжимается сердце. Чем больше она открывается, тем больше кажется, что она всю жизнь прожила в башне. Мне это не нравится. Но прежде, чем я успеваю задать вопрос, она наклоняется и заговорщицки шепчет:
― Ну, и что мы будем делать?
Я усмехаюсь.
― Мы будем пить. Смотреть на других. А потом танцевать. ― Я показываю на группу, состоящую всего из одного парня в подтяжках и цилиндре, который настраивает гитару и усилитель. ― Это Марвин. Он клянется, что инопланетяне похищают его коров каждый вторник, но он умеет играть кавер на песню «По всей сторожевой башне», так что мы воздерживаемся от того, чтобы вымазать его дегтем и извалять в перьях на площади.