Хихикая, она восторженно хлопает в ладоши. В это же время приносят напитки.
― Как я уже говорила, мне нравится этот бар.
― Просто подожди, пока он не сыграет свою ирландскую джигу. ― Я поднимаю свою рюмку. ― За тебя, малышка.
― За тебя.
Руби опрокидывает рюмку. Я прячу улыбку от того, как широко распахиваются ее глаза.
― Вау, ― выдыхает она. ― Это сильно.
― Эй, зацени. ― Я указываю на включенный телевизор, и Руби смотрит туда. На экране ― первый музыкальный клип Грейди. ― Это мой младший брат.
Она улыбается.
― Еще один брат?
Я делаю глоток пива.
― Ага.
― Большая семья, ― отмечает она, постукивая ногтем по столу.
― С каждой секундой становится все больше. ― Я достаю телефон и показываю ей фото своих племянниц. ― Моя младшая сестра только что родила близнецов. Кора и Дейзи.
― О, Чарли, ― говорит Руби, ее глаза сияют, когда она просматривает фотографии. ― Они прекрасны.
Гордость переполняет меня.
― Да. Надо будет как-нибудь съездить в Нэшвилл.
Взгляд Руби скользит по моему лицу, оценивая.
― Ты любишь детей?
― Да. ― Я прочищаю горло, признание словно лезвие ножа вонзается в мой живот. ― Да. Люблю.
Будучи одним из шести детей, я хочу беспорядка и хаоса, которые царят в большой семье. Что бы ни подкидывала мне жизнь, у меня всегда есть мои братья и сестры. Никакого одиночества, много смеха и любви. Семья лежит в основе моей сущности как мужчины. Это все, что важно, что имеет значение в этом мире.
Когда я поднимаю глаза, то вижу, что Руби погрузилась в раздумья, она словно погасла.
Мне это не нравится. Потянувшись, я провожу ладонью по ее обнаженной руке, желая снова сделать ее счастливой.
― Ты в порядке?
― Я в порядке, ― говорит она, выдыхая. Она делает глоток пива и пожимает хрупким плечом. ― Просто… впитываю все это.
Так что я поступаю также.
Со своего места я вижу весь бар. Пары танцуют тустеп22 на танцполе, а группа ковбоев играет в дартс. Тина, у которой сегодня выходной, сидит с мужем за барной стойкой. Группа незнакомых городских ребят в поло и бейсбольных кепках, одетых козырьком назад, опрокидывают шоты у барной стойки.
И тут я замечаю Уайетта и женщину с копной иссиня-черных кудрей и губами, красными, как место преступления.
Он сидит за угловым столиком, прижимаясь к Шине Вулфингтон. Мой брат кивает мне, но возвращает свое внимание к Шине, обхватывая ее рукой и притягивая к себе.
Шина, стилист в «Доме волос», пыталась подобраться к нам с тех пор, как мы приехали в город. Но мы все были достаточно умны, чтобы не связываться с ней.
До сих пор.
Что, черт возьми, делает Уайетт?
Шина ― это проблема. Острая, смертоносная, хладнокровная проблема.
Я чертыхаюсь, когда вижу Фэллон. Она плывет по бару, как акула, глаза прищурены, стройное тело напряжено, как пружина.
― Черт, ― бормочу я.
Это гребаный смертельный треугольник.
― Чарли? ― мягкий голос Руби возвращает меня обратно. ― В чем дело?
― Ничего, ― говорю я, не желая, чтобы она волновалась из-за дерьма Уайетта.
Мое внимание привлекает тихий перебор гитарных струн. Марвин напевает старую песню Алана Джексона.
К черту это. К черту переживания из-за Уайетта. К черту работу.
Пора заключить эту девушку в свои объятия.
Я беру Руби за руку.
― Хочешь потанцевать? ― спрашиваю я, выгибая бровь. ― Вычеркнуть этот пункт из своего списка?
В ответ я получаю улыбку ярче сотни солнц.
― Да. С удовольствием. — Ее очаровательный носик морщится. ― Я просто не знаю, как…
― Я поведу.
Прежде чем она успевает соскользнуть с табурета, я подхватываю ее за талию и прижимаю к себе, положив руку ей на спину. Она ахает, когда я начинаю кружить ее.
Мужчины Монтгомери не стесняются того, что знают толк в танцах. Это то, на чем мы выросли ― музыка кантри, тустеп и хонки-тонк23. Умение танцевать открывает многие двери, привлекает красивых женщин в твои объятия, и прямо сейчас я счастливый мужчина.
― Двигай ножками, малышка, ― говорю я, беря ее за руку.
Руби смеется и прижимается ко мне. Она так легко движется в моих объятиях, пока я веду ее в простом тустепе, который она быстро осваивает.