Меняющий сердце.
Жесткий панцирь Чарли ― это щит, оберегающий его от того, что причиняет боль.
Я делаю то же самое. Не рассказывая Чарли о своем сердце, я держу его на расстоянии.
― У него есть на то причины, ― говорит Фэллон, и я удивляюсь нерешительности, которая отражается на ее лице. ― Чарли ― хороший парень. Я знаю его уже десять лет, и он… очень сильный, да. Но я никогда не видела у него такого выражения лица.
Я должна сказать ей, что не имеет значения, как он смотрит на меня. Несмотря на это, мое сердце бешено колотится, и я не могу удержаться, чтобы не спросить:
― И что это за взгляд?
Фэллон улыбается.
― Как будто ты владеешь каждым атомом его тела.
При ее словах у меня перехватывает дыхание.
― О, ― с трудом выдавливаю я и поднимаю телефон, чтобы сфотографировать бордель, пытаясь прогнать чувство отчаяния, нарастающее во мне.
Не успеваю я сделать снимок, как над нами раздается смех. Я замираю, переводя взгляд на Фэллон, которая пожимает плечами. Шаги раздаются на кованом железном балконе борделя. Сквозь прутья видны мужчина и женщина. Их трудно разглядеть, но у женщины длинные каштановые волосы и хрипловатый смех. Мужчина ― высокий, с серебристыми волосами и худым «лисьим» лицом.
Раздается шорох ткани, звяканье ремня, звук спускаемых штанов. Ремень, как змея, пробирается сквозь шлевки, на блестящей пряжке отражается лунный свет. А потом женщина опускается на колени и открывает рот.
― Святое дерьмо, ― говорит Фэллон. ― Время пип-шоу.
― Я думала, это музей, ― шепчу я, запрокидывая голову, чтобы посмотреть наверх. Прохладный ночной воздух оглашают стоны.
На лице Фэллон выражение восхищения.
― Похоже, он все еще работает в нерабочее время.
Любопытство заставляет меня встать так, чтобы лучше видеть.
― Ты знаешь, кто они?
― Нет. ― Она прищуривается. ― Не вижу. ― Ее острый локоть упирается мне в бок, и я глушу вскрик рукой. ― Сделай снимок. Мы сможем увеличить изображение.
Я смотрю на нее с открытым восхищением.
― Зачем?
― Потому что мне чертовски любопытно, вот зачем. ― Она подталкивает меня вперед. ― Если ты трахаешься на открытом балконе в моем городе, то не заслуживаешь уединения.
Она права.
― Давай, Руби, ― говорит она и улыбается мне. ― Поживи немного.
Ключевое слово ― поживи.
Адреналин и волнение заставляют меня навести камеру на загадочную пару.
И я делаю это.
Я фотографирую их.
Фэллон, хмыкнув, хватает меня и тащит обратно в тень.
― Дикая маленькая бунтарка, ― шипит она, в ее голосе звучит гордость.
Я смотрю на руку Фэллон, перекинутую через мою, на ее крепкую хватку, на ее красивые длинные пальцы, украшенные кольцами с бирюзой. Я никогда в жизни не испытывала такого чувства дружбы, общности, защищенности.
Над нами раздается какое-то движение, скрип ремня, а затем смех и голоса исчезают, как только дверь захлопывается.
В переулке воцаряется тишина.
Я увеличиваю фотографию, и Фэллон смотрит через мое плечо.
― Ты его знаешь? ― спрашиваю я.
― Нет. — Она выглядит разочарованной. ― Ну, это был интересный опыт. ― Фэллон делает шаг в переулок. ― Обнажать души. Ловить незнакомцев на тайных делах. Мы должны делать это чаще. ― Она пожимает плечами. В тени и лунном свете она похожа на призрачную ковбойшу, готовую отомстить. ― Я пойду домой. Возвращайся к своему мужчине, Руби.
― Он не мой мужчина, ― настаиваю я, хотя от ее слов по телу пробегает волна тепла.
В ее ухмылке мелькает веселье.
― Как скажешь.
Я смотрю, как она уходит в ночь. Потом смеюсь и качаю головой.
Думаю, мы обе лгуньи.
Все еще размышляя над словами Фэллон, я иду по темному переулку к входу в бар.
Когда я поворачиваю за угол, парень преграждает мне дорогу. На нем розовая футболка-поло и бейсболка, надетая козырьком назад, и он так же неуместен в этом баре, как я в «Пустом месте». Приподняв бровь, он окидывает меня сальным взглядом с головы до ног.
― Извините. ― Я пытаюсь протиснуться мимо него. На танцполе из опилок уже собралась большая толпа. Чарли, должно быть, затерялся где-то в людской массе.
Он выталкивает меня обратно в коридор и кладет руки мне на талию.
― Сегодня мы потанцуем. ― Его голос звучит невнятно из-за алкоголя.
Я расправляю плечи и выпрямляюсь, надеясь выглядеть устрашающе.