Хм, довольно интересно. Никакой порнографией любимые авторы Ровены не баловались. Это даже не женские романы, а скорее романтическая поэзия. Мапонос Мак Одхан «оперировал» чуть тяжеловатой рифмой, а вот славянин со знаковой фамилией Боян по стилю очень напоминал Шекспира. Конечно, мое знание языка пока не позволяло оценить все тонкости, но слог был недурен. Сам я не люблю слезливых стихов, что не мешает восторгаться творчеством Шекспира.
— Что, пытаешься подъехать на кривой козе слюнявых стишков? — послышался над головой ехидный голос. Берислав стоял возле выбранного мной столика и криво улыбался.
Я бы уже давно разругался с ним, но его подколки пока не переходили границ приятельской пикировки, а ссориться с единственными товарищами не хотелось. Других у меня пока не было, а информацию о местных реалиях необходимо пополнять, причем регулярно.
— Да брось ты собачиться, — как всегда, попытался сгладить острые углы Олан, подошедший от стойки с кувшином пива и тремя кружками. — Уверен, ты сам пел бы под ее окнами строки Бояна, если бы смог заставить себя прочесть хоть пару страниц.
— А ты, похоже, прочел? — тут же набычился Берислав.
— Да, а как еще прикажешь охмурять ласточек из благородных домов. Кстати, гулящим девкам бред Мак Одхана нравится не меньше, чем эрлинам и княжнам. — Олан поставил кувшин на стол и тут же принял одухотворенную позу. — «Изгиб твоей улыбки чудной наполнен сладкой страстью, как обещанье неги, как предвкушенье счастья». Запоминай, Берислав, на дамочек действует убойно.
— Да идите вы. — Берислав с хмурым видом налил себе в кружку пива и опустошил ее залпом.
Как только мы расселись, прибежала смешливая официантка и переставила на стол со своего подноса сковородку с шипящими колбасками, тарелку с нарезанными овощами и глубокую пиалу с орешками. В другое время я бы уделил девушке внимание, как это бывало не раз, но не сейчас — глаза Ровены не давали покоя. Похоже, у остальных было аналогичное настроение.
Не знаю, случилось бы то, что произошло чуть позже, если бы мы пребывали в более благодушном состоянии? Или это судьба?
На столе появился уже третий кувшин, а столешницу покинула пустая сковородка, когда в практически заполненном зале кабака появилась довольно колоритная парочка. Первым в низкий дверной проем вошел лысый мужик в ниспадающей до середины бедра кольчуге. Из защиты на нем была только эта кольчуга, словно оборванная с левой стороны, там, где висел похожий на саблю клинок, а также короткие щитки на предплечьях. Вслед за лысым в двери вошел совсем молодой парнишка. На его виске красовалась татуировка, а на губах играла презрительная ухмылка. В руках дворянин, судя по такой же, как у Олана, татуировке, эрл, находился только короткий жезл. Брони на нем не было, лишь модный кафтан сине-красных расцветок.
Лысый осмотрелся вокруг. В зале оставалась еще пара свободных столиков, но он их проигнорировал, а направился прямо к нашему.
— Мой господин желает занять этот столик, — без обиняков заявил он нам.
— А не пошел бы… — начал злой и изрядно захмелевший Берислав, но был остановлен Оланом.
— Успокойся. Вой, — обратился он к лысому, — ты внимательно осмотрел мое лицо?
Лысый только криво ухмыльнулся.
— Я не хочу ссоры, но если вы узнаете, кто мой господин, то не станете выпячивать ни свои родовые знаки, ни гонор. В этом зале еще есть свободные столики.
— Вот и шел бы ты туда со своей подружкой! — не выдержал Берислав, схватившись за горлышко кувшина.
Но оторвать сосуд от стола ему не удалось. Словно атакующая кобра, лысый ударил Берислава в нос. Брызнула кровь, и мой товарищ схватился за лицо. Я как встал, так и сел обратно на скамью, пытаясь вдохнуть воздух после удара под дых. Третьим свою порцию «нравоучений» получил Олан. Как это произошло, я не заметил, — только в воздухе мелькнули ноги, обутые в дорогие, но уже поношенные сапожки. Род Олана никогда не отличался богатством, о чем говорила его одежда и обувка.
Пока мы получали плюхи от незнакомца, пришел в себя Берислав и конечно же сделал очередную глупость. Выхватив меч, он чуть отпрыгнул назад и резко ударил параллельно столу. Лучше бы он этого не делал. Я не успел заметить ни того, как сабля лысого покинула ножны, ни как она вернулась обратно. В воздухе разлился звон, и меч Берислава воткнулся в деревянный потолок.
Побледневший и мгновенно протрезвевший Берислав отшатнулся, выставляя вперед руки, словно ими можно было остановить удар сабли.
Наконец-то ухватив глоток воздуха, я на секунду задумался над своими дальнейшими действиями. Нападать было глупо, но…
А, да ну вас всех к такой матери!
Увы, выхватить меч мне не удалось. Я только оторвал пятую точку от лавки и тут же нелепо застыл раскоряченным изваянием. Не двигалась ни единая мышца моего тела. Даже голову повернуть было невозможно. Хорошо хоть глазные яблоки по-прежнему работали. С трудом скосив глаза, я увидел, что на моем плече лежит оголовье посоха юного дворянина.
— Совсем обнаглели, черви? Вы такие же тупые, как ваши чудовища. Кто вам позволил вякать в присутствии Высшего?
Маг заглянул мне в глаза, и я почувствовал, как мозг буквально утопает в дикой смеси стыда и бессильной злобы. Неожиданно живот пронзила сильная резь. Неимоверными усилиями мне все же удалось противостоять коварной задумке мага и не опозориться на всю оставшуюся жизнь. Впрочем, скорее всего, меня спасли слова лысого.
— Мой господин, не стоит тратить силы на этих недостойных, к тому же магистр будет недоволен.
Похоже, мальчишка все же боялся этого неведомого магистра, потому что практически сразу отступил на шаг назад.
Какое счастье, когда твое тело подчиняется тебе, а не кому-то еще!
Дальнейшее я помню смутно — как-то мы все же выбрались из кабака, причем Берислав умудрился забрать свой меч.
В школу возвращались молча, так же, как и занимали свои койки в казарме. Еще не скоро мы сможем смотреть друг на друга, не вспоминая свой позор.
Не знаю, как моих товарищей, но меня этот день словно выдернул из сладкой дремы. Сначала встреча с Ровеной, которая напомнила мне, что в этом мире я никто и звать меня никак — перспектива поводыря, как оказалось, не очень радужна из-за предвзятого отношения окружающих, — так что любимой женщине мне предложить нечего. Но даже понимание этого меркло на фоне бессильной злобы, которая поселилась во мне по отношению к магам.
Никто, мать вашу, не смеет распоряжаться моим телом! Меня можно пытать и даже убить, но только не это. А вот ловкость мечника если и вызывала гнев, то только на собственную неуклюжесть.
Следующий день стал для меня первым днем новой жизни. Как бы это странно ни звучало для того, кто уже несколько месяцев живет в неродном мире. И первое, о чем я подумал, — это об оружии. То, что было у меня в данный момент, совершенно никуда не годилось.
Приглушенное звучание колокола за стеной казармы возвестило о начале утренней зарядки. Мы лениво начали одеваться в свободные рубахи и шаровары. Никакого сравнения с побудкой в родных пограничных войсках. Даже по сравнению с учебной частью в княжестве то, что творилось в школе поводырей, можно назвать курортом.
Немного побегав и попрыгав, мы отправились на завтрак, а затем на теоретические занятия. Здесь нам рассказывали о повадках они и правилах поведения с этими существами.
Они по сути своей являлись магическими мутантами, причем очень дорогими. Возможно, во времена расцвета магии на Хоккайдо все было по-другому, но сейчас процесс появления боевого зверя в рядах корпуса поводырей состоял из двух этапов. Сначала казна выкупала у искателей сокровищ — тех, кто сумел выжить в островном кошмаре, — яйца одичавших чудовищ, а затем хорохи высоких рангов инициировали изменения в зародыше. Кстати, хорохи низких рангов — более тупые и ленивые — очень часто управляли тягловыми они: в воде угри-акаяси, а на суше не боевой модификацией хах-ковай. Старшие нелюди занимались ментальной магией и инициацией зародышей, занимая высокое положение в обществе. Но при этом никто даже не думал о том, чтобы пускать хороха-раба в седло боевого они. Этой привилегией пользовались только люди с особым даром.