Ц ы г а н к а. Ничего, что мужская, сойдет и мужская. (Сворачивает пижаму, кладет ее в сумку.) Талисман береги, сильный талисман. Я не цыганка, я сербиянка. Картами приворожу, талисманом присушу… (Направляется к дверям. По пути незаметно положила за пазуху галстук, висевший на спинке стула.)
Л е н ч и к (осененный внезапно пришедшей мыслью). Постойте. У меня идея!.. Вы можете хорошо заработать. Только при одном условии: если вы это сделаете очень осторожно и умело. У меня к вам есть поручение. Но это — тайна. Понимаете — тайна.
Ц ы г а н к а. Задаток!
Л е н ч и к (отцепив от часов браслет, подает его цыганке). Пока вот… А остальное (подбросил на ладони часы) — после того, как погадаете одной червонной даме.
Ц ы г а н к а. Все поняла! Говори, что ты хочешь? Все сделаю! Гаданьем приворожу, талисманом присушу. А ну, говори скорей, чего молчишь?
Л е н ч и к (таинственно). Понимаете, у меня есть девушка, червонная дама… Я ее очень люблю, а она любит другого.
Ц ы г а н к а. А что я тебе говорила про червонную даму? Болит твое сердце по ней, не обманут меня карты, я не цыганка, я сербиянка.
Л е н ч и к. Послушайте меня. Я вам расскажу сначала все подробно о ней, а потом… потом то, что вы должны ей сказать.
Ц ы г а н к а. Адрес! Адрес давай!
Л е н ч и к. Я вас сам подвезу на машине, а сейчас вы выслушайте меня. Присядьте, пожалуйста, я вам о ней расскажу все подробно. Ей двадцать один год, она шатенка, учится в университете…
Затемнение.
Каменный мост. Огни, падающие от фонарей набережной в Москву-реку, дрожат и переливаются расплавленной цепью. З а х а р о в и Н а т а ш а остановились у каменного парапета. На фоне темного ночного неба видны огни города, и над ними, как обелиск, контуры которого отмечены гирляндами огней, возвышается высотное здание.
Н а т а ш а. Постоим минутку. Здесь так красиво! Эти отражения огней… В них что-то сказочное! (Повернулась к Николаю.) Тебя не волнует это высотное здание?
З а х а р о в. Меня эти гиганты давят. Рядом с ними я становлюсь слабее духом. Чувствую себя букашкой.
Н а т а ш а (мечтательно). А меня высотные здания возвышают. (Продолжительная пауза.) Если бы ты был рабочий… Простой рабочий… Как бы я ждала тебя по вечерам. А ты, чумазый, усталый, приходил бы домой и просил есть. Какие бы борщи я готовила тебе! (Шепотом.) Я уже купила книгу по кулинарии.
З а х а р о в. Ты начинаешь снова?
Н а т а ш а. Я сегодня читала «Комсомольскую правду». Там напечатан очерк об одном молодом каменщике. Он строит вон тот высотный дом. Я почему-то подумала: если бы ты работал с ним в одной бригаде, ты был бы как он… Нет, даже лучше его. Ведь ты сильный. (Пауза.) Как приятно его невесте. У него непременно должна быть невеста. Сегодня эта счастливая девушка шла по улицам Москвы и ликовала: со всех сторон с газетных витрин на нее смотрел ее любимый. У него такая добрая, хорошая улыбка. (Повернулась и положила руки на плечи Николая.) Оставь свою работу, сделай это для меня. Ведь иначе мы не сможем быть вместе. Ты же знаешь характер мамы. Ведь все можно сделать просто: ты пойдешь в бригаду к этому знаменитому каменщику, он тебя возьмет. (Мечтательно.) Этот дом виден из окна моей комнаты. Когда мне будет трудно, я подойду к окну и увижу, как там, высоко-высоко, работаешь ты. Ну, что ты молчишь?
З а х а р о в (тихо, печально). Через год, а может, и раньше этот дом выстроят, и в него переедут жильцы. Бригада твоего знаменитого каменщика перейдет в другое место и там будет строить новый дом. И этот второй дом будет также выстроен, и в него вселятся москвичи. Настанет время и наши потомки вспомнят этого каменщика и поставят ему памятник на той самой набережной, где он заложил первые камни этого гиганта… Да, да, когда-нибудь не будет и милиционеров. Все люди будут хорошие, честненькие, добрые. Не будут красть, убивать, не будет хулиганства… Тогда невесты не будут уговаривать своих женихов, чтобы они не возились с преступниками…
Н а т а ш а. Я с тобой вполне серьезно, а ты!..
З а х а р о в (не обращая на ее слова внимания). А сегодня… сегодня еще много семей живет в коммунальных квартирах. Все они в этот дом не вселятся. В тихих московских двориках старых домов подростки иногда играют в карты… Не в преферанс… Эти играют в очко. А если случается, что неудачник проигрывается, то он идет в магазины, к кассам, бродит по аллеям парка… Как коршун, вьется над добычей. А когда наступает удобная минута — против кошелька, в котором еще неизвестно что есть, он ставит на карту свою свободу, а иногда и жизнь.