Кидд замер в изумлении, все изменилось в мгновение ока.
– Но если…
Тракстон прервал его:
– Никаких «если». Ни мы, ни французы не объявили друг другу войны. Хотя какой это мир, когда мне велят палить во французский корабль без предупреждения? Нечто странное, война и не война.
Кидд искренне воскликнул:
– Замечательно, пусть лучше такая война, чем никакая. Новость хорошая, нет, замечательная. Вот что я вам скажу, сэр: если у нас с вами общий враг, в таком случае мы должны быть союзниками.
– Нет! Этого я не говорил. У меня и в мыслях не было ничего подобного. Да, у нас с вами общий враг, и только. Давайте выполнять свой долг, каждый так, как он считает нужным его выполнять, – капитан убрал бумагу. – Если говорить начистоту, – грубовато заметил он, – то мне хотелось бы когда-нибудь встретиться с вами как с равным, мистер Кидд.
Конвой наконец приготовился к отплытию. С севера долетали звуки грома, клубились белые на мрачно-сером фоне облака, на море вздымались волны. Грозный залп раздался где-то впереди: выстрел сигнальной пушки. Два катера проплыли вокруг дюжины торговых судов, словно два сторожевых пса, стерегущих стадо. Как это походило на отплытие из Фалмута, хотя были и различия: нос корабля подняли круче, звонче кричали младшие офицеры, а на флаг-фале бизань-мачты развевался огромный флаг, которому по своим размерам мало уступал длинный вымпел на самом верху грот-мачты. На долю Кидда выпала удача: он оказался на борту первого фрегата флота Соединенных Штатов, который к тому же впервые выходил с боевым заданием в море. Кидд стоял в стороне возле самого борта, ветер бил в лицо, дождевые капли стекали с полей его шляпы, но спускаться вниз ему совсем не хотелось. Хотя он был просто зрителем, но сознавал, что никогда не забудет этот день, – день рождения морского флота, готового защищать интересы целой нации.
Кидд посмотрел вперед. Джиндлер важно прошел на бак в небрежно наброшенном поверх лейтенантского мундира дождевике. С правого борта на траверзе виднелся массивный маяк Кейп-Генри. Конвой, в голове которого плыл «Констеллейшн», покидал гавань Чесапикского залива, держа курс на восток, навстречу океанскому простору По мере удаления от берега волнение на море усиливалось, еще неопытные матросы, покачиваясь, ходили с озабоченным видом по палубе, жадно вдыхая всей грудью океанский воздух, как бы принюхиваясь к запаху моря, или, как знать, не в предчувствии ли кровавого столкновения? Торговые суда старались держаться поближе к фрегату, на берегу перед выходом ходили слухи, что в море конвой поджидают два пиратских судна, так что осторожность в данном случае не была излишней.
Берег почти скрылся из виду, погода улучшилась, «Констеллейшн» шел под одними марселями, причем с взятыми на парусах двумя рифами, чтобы остальные суда конвоя могли держаться за ним. Кидд прошелся взад и вперед по шкафуту, с интересом присматриваясь к фрегату и заодно познавая изменчивость американской погоды. После дружеского обеда его теперь повсюду приветствовали по-приятельски – кивками и улыбками, даже суровый лейтенант Роджерс отдал ему честь.
И вот земля окончательно исчезла из виду. Вокруг вплоть до горизонта расстилалась пустынная океанская гладь. Конвой начал расходиться по разным направлениям: часть судов ушла на Барбадос, другие в Лондон и Дублин. Всех их ждало тяжелое плавание, тысячи миль морского пути и постоянная угроза пиратского нападения. А «Констеллейшн», освободившись от охраны, полетел, как птица над морем.
– Мистер Кидд, – окликнул его Тракстон, как будто пораженный какой-то мыслью. – Завтра мы отправляемся на юг, – все стоявшие на квартердеке прислушивались к словам капитана. – Я полагаю, что вам целесообразнее всего будет оставить «Констеллейшн». Я отошлю пакет в Филадельфию.
Кидд, стоявший слева от рулевого и наблюдавший за ходом и маневрами корабля, повернулся весьма озадаченный:
– Да, сэр, как вам будет угодно.
Ему стало досадно, он не увидит больше фрегата и не сможет наслаждаться его парящим полетом, кроме того, было еще что-то в этом корабле, как и в самой команде…
Во время «сумеречной» вахты, когда на судне убрали часть парусов и оно легло в дрейф, Кидд немного послонялся по палубе перед тем, как спуститься вниз в кают-компанию на свой последний ужин. Он прошел к своему прежнему месту в конце стола, но встретил здесь почтительного чернокожего стюарда.
– Пожалуйста, сэр, пройдите вон туда, – и он указал на место во главе стола. Все американские офицеры встали, держа бокалы в руках и весело улыбаясь.
– Иди, садись, Том, – позвал кто-то из них. Кидд, не заставляя себя долго упрашивать, прошел на указанное место, которое обычно занимал первый лейтенант.
– Мы все хотели пожелать вам доброго пути, мистер Кидд, – сказал Роджерс, протягивая ему бокал.
Кидд взял его и поднял с благодарностью.
– Желаю вам всем здоровья и благополучия, джентльмены, – ответил тронутый до глубины души Том.
Теплая обстановка окутывала собравшихся за, столом, все вели себя непринужденно. Дружеская беседа, много вина, несколько перемен блюд. Томом овладела горячая признательность ко всем офицерам, их прекрасному кораблю. Раскрасневшийся, улыбающийся, он сидел как равный среди равных; никаких холодно-вежливых разговоров о лондонском сезоне, ни слова об охоте на лисиц или о поместьях в провинции. Beлась, в основном, безыскусная беседа о лошадях, призовых деньгах, нашумевших театральных сплетнях. Здесь Том мог говорить все, что он думал, не опасаясь прослыть малоинтересным и скучным собеседником.
– Попробуй, дружище, нечто удивительное из Кентукки, – и бурбон расширил знакомство Кидда с американскими напитками.
– Я не рассказывал вам еще о Гибралтаре? Удивительное место, потрясающая по своей величине скала…
Счастливый, опьяневший от вина Кидд не заметил, как в кают-компании, на противоположном конце стола, оказался Тракстон. Кидд окаменел, но Тракстон поднял вверх бокал и провозгласил тост:
– Тебя зовут так же, как и меня, Том. Вот что мне хочется сказать. Если в глубине твоего сердца пробудится желание стать американцем, то знай, на борту фрегата «Констеллейшн» для тебя всегда отыщется свободная койка.
Сон никак не шел к Кидду. Он ворочался на своей крошечной койке, мысли вихрем кружились у него в голове. Американец? Томас Пейн Кидд – гражданин Соединенных Штатов, джентльмен и лейтенант военно-морского флота Соединенных Штатов? Так ли уж это невозможно? Его охватило возбуждение, он лежал в темноте с широко открытыми глазами. Может быть, ему стоит начать новую жизнь в стране, где, как ему казалось, нет никакой разницы между джентльменом и незнатным человеком? Не предоставляла ли страна, по всей видимости, обладавшая необозримыми просторами, такие же неограниченные возможности?
Но ведь он офицер на службе у короля. Может ли он бросить свою страну в тяжелую для нее пору? А как же другие офицеры, плавающие на военных кораблях иностранных государств? Да, но они получили разрешение поступить на заграничную службу, но разве не служил в русском флоте тот, кто потом получил титул герцога? Ведь если он будет плавать на корабле американского военного флота, разве он не будет воевать против врагов короля только под другим флагом? Кроме того, у американцев на службе так много английских матросов, он слышал на борту фрегата английскую речь с девонширским, лондонским и северным акцентами. Разве он мог быть одиноким среди стольких своих соотечественников? Они сделали свой выбор, если даже пришлось порвать со многим. Но сможет ли он?
Он вертелся и ворочался с бока на бок до тех пор, пока наконец его не сморил сон.
Тому показалось, что он спал всего несколько минут, когда его разбудил грохот пушечного выстрела. Почти в тот же миг раздалась настойчивая барабанная дробь – сигнал тревоги, от чего его сердце подпрыгнуло и застучало. Спросонья Кидд неуклюже выбрался из койки, нащупал свою одежду. Почти рядом послышался топот. Том засуетился, побыстрее оделся и босиком бросился на верхнюю палубу. Было прохладно, хотя уже рассвело. Из-за тонкой пелены мелкого дождя прямо у них по курсу вырисовался темный силуэт корабля. «Констеллейшн» начал слегка разворачиваться. Даже при пасмурном сумрачном освещении сразу было видно, что они повстречались с большим вражеским военным кораблем класса фрегат.