– Осы. В домике над рукомойником свили гнездо осы. – Передёрнув плечами, Кокорин внимательно осмотрел свои ноги, а после вздохнул с облегчением и перевёл взгляд на Ежова. – Блять, Костя, куда ты нас привёз? Сначала на меня накинулись осы, а когда я убегал от ос, я наступил на змею. Хорошо хоть, что она не стала кусаться.
– И чего вы мне жалуетесь? – простонал от отчаяния Ежов. – Не я снимал этот дом, а Нефёдов. Все претензии к нему. А лично меня в этом доме всё утраивает.
С улицы донеслись Димины вопли – похоже, потеряв одну цель, осы переключились на другую. Когда Дима оказался в безопасности за закрытой дверью, первое, что он сказал, было:
– Да что за место такое! В туалете нету унитаза и там ужасно воняет, вместо крана – какой-то дикий агрегат, которым непонятно как пользоваться. Кроме того, этот агрегат охраняют осы... – Он подул на ладонь и потряс ею. – Чёрт, одна всё-таки укусила.
– Помочись на неё и всё пройдёт, – посоветовал Ежов.
Дима вытаращился на него, как на умалишённого.
– На кого помочиться? На осу? Но она улетела, и я вряд ли смогу опознать её.
– Придурок, не на осу, а на ладонь! Точнее на место укуса.
– Тренер, вы серьёзно? – с опаской отступая от Ежова, спросил Дима. – Я не буду мочиться на себя и вам не позволю...
Покраснев под смешками окружающих, Ежов проворчал:
– Больно мне это надо. Ладно, садитесь жрать, пока каша не остыла. И позовите Чавина.
Когда Чавин присоединился к компании за столом, первым делом Ежов посчитал нужным предупредить его:
– Сергей, к рукомойнику не подходи, над ним поселились осы.
– Я узнал про них ещё вчера, – ответил Чавин.
– Чего ж ты никому ничего не сказал?
– А никто не спрашивал.
И даже если бы спросил, он бы не ответил, решил Артём. Когда ему ещё может представиться возможность понаблюдать за несчастьями других?..
Покачав головой, Ежов открыл крышку кастрюли и принялся накладывать всем кашу.
Кашей оказалась овсянка, один вид которой привёл Диму в ужас. Поковырявшись ложкой в вязкой белёсой массе, он спросил:
– Что это?
– Каша, – ответил Ежов, посыпая кашу сахарным песком.
– А больше похоже на блевотину.
Кокорин, успевший схомячить полтарелки, поперхнулся и закашлялся. Похлопав Кокорина по спине, Ежов сказал:
– Если боишься смотреть на кашу, ешь её с закрытыми глазами. Вон, посмотри на своего друга, – он кивнул на Артёма, – сидит, жрёт и не возмущается. Как тебе, Артём, моя каша, как вкус?
– Как у гряшных ношков, – с набитым ртом прошамкал Артём.
Лицо Ежова приобрело зловещее выражение.
– Привыкайте, парни, вам ещё полтора месяца питаться моей кашей. Каждое утро...
Радушный приём
Первую тренировку на новом месте было решено сделать чисто символической – никто не чувствовал себя готовым к нормальной, плодотворной работе после двух суток в пути и скоротечного ночного отдыха. Вдобавок требовалось разведать окрестные дороги и подобрать оптимальный тренировочный маршрут.
Прокатившись по ведущей в деревню грунтовке, гонщики, следовавшие за «тазиком» Ежова, выехали на проложенную сквозь лес асфальтовую дорогу и остановились рядом с автобусной остановкой, представлявшей из себя бетонную коробку. Рядом с остановкой друг напротив друга валялись два бревна без веток, между ними чернел пепел кострища, а вокруг были раскиданы пустые бутылки из-под водки и пива – похоже, местные облюбовали останову для своих сходок.
– Куда двинем? – высунувшись из окна машины, спросил Ежов. – Налево? Направо?
– К какому-нибудь магазину! – предложил Дима. – Мне надо снять с карточки денег.
– Наивный, – охарактеризовал Диму Ежов. – Ближайший банкомат – в Сочи. И мы туда не поедем – нам нужны дороги с более спокойным трафиком.
– Но насчёт магазина он прав, – сказал Кокорин. – Как минимум, нам нужны фумигаторы и что-нибудь против ос.
– И косу, чтобы скосить траву на нашем участке, – добавил Артём. – А то мне не улыбается наступить на змею.
– Ещё заказы будут? – деловито спросил Ежов. – Не стесняйтесь, на самом деле я очень богатый и всегда вожу с собой чемодан денег.
С тоскливой интонацией в голосе Дима сказал:
– Унитаз бы ещё...
– Зачем? – удивился Ежов.
– Чтобы установить его в наш туалет.
Дёрнув уголком рта, Ежов сказал:
– Дааа... Мне даже стало интересно, как в нашем сортире будет смотреться настоящий фарфоровый унитаз...
То, что последующие полтора месяца станут настоящим адом, Артём понял примерно через час после начала тренировки. За этот час гонщики успели проехать всего ничего – километров тридцать, – но на этой дистанции они столкнулись с тремя пятикилометровыми подъемами с градиентом, углом наклона, градусов пять-шесть. Казалось бы, градиент не самый серьёзный, но тележить пять километров вверх, сохраняя постоянную скорость хода, оказалось невероятно тяжело как для ног, так и для лёгких. К вершине первой горы Артём буквально взлетел, обогнав на финишном пятисотметровом отрезке всех, и даже решившего по-состязаться с ним Клясова, на вторую он заезжал, испытывая лёгкий дискомфорт в раздувшихся мышцах ног и нехватку кислорода в лёгких, а ближе к вершине третьей горы он встал колом, нога больше не смогла продавливать педаль и пришлось скинуть передачу до постыдной самой лёгкой, чтобы просто доехать до вершины на велосипеде, а не дойти до неё на своих двоих.
От основной группы, остановившейся в тени деревьев на вершине, Артём отстал почти на минуту. Впрочем, на этот раз он доезжал не самым последним – Дима вывалился ещё раньше.
Вскарабкавшись на перевал, после которого дорога, петляя, убегала вниз, Артём слез с велосипеда и, согнувшись и уперев руки в колени, принялся хватать воздух открытым ртом. Между вздохами он то и дело с лёгкой неприязнью поглядывал на Клясова, истекавшего потом, но всё равно выглядевшего довольно свежим и бодрым. Было непохоже, что горовосхождение хоть сколько-нибудь измотало его, и, вполне вероятно, он мог бы легко прокататься по этим подъёмам-спускам до самого вечера.
Но что раздражало сильнее самодовольной физиономии Клясова, так это то, что и Чавин, и Коркорин также довольно спокойно перенесли нагрузку и не подавали признаков усталости.
Усмехнувшись, Клясов спросил:
– Что, Тёма, уже сдох? А ведь подъём был всего на пять километров и с не самым крутым уклоном.
– Но на первом подъёме я тебя уделал, – с придыханием выдавил из себя Артём.
Фыркнув, Клясов пренебрежительно произнёс:
– Эти три горки имели всего лишь четвёртую, ну, максимум третью, категории сложности. А в горы первой и высшей категории приходится ехать километров по двадцать-тридцать. И градиенты в них по-круче. То, что ты обогнал меня на первом подъёме, вообще ничего не значит.
Шикнув на Клясова, к Артёму с тетрадкой в руке подошёл Ежов. Записав показания пульсометра, он ехидно спросил:
– Ну что, надёргался, дятел? Уже всё понял?
– Что я должен был понять? – разгибаясь, уточнил Артём.
– К чему приводит смена темпа и рывки в горах. Из-за твоего ускорения в первой горке ты начал сдавать на второй и не смог заехать в эту. А должен был.
– Я не смог заехать в эту гору, потому что не успел восстановиться на спуске. Он был слишком коротким.
– Не без этого, – согласился Ежов. – Но ты не успел восстановиться, потому что слишком натянул в первой горе. И даже не пытайся спорить со мной. Когда любой гонщик начинает дёргать, как ты, и рвать темп, он в конце концов изматывает себя. К тому же ты забил мышцы слишком тяжёлой передачей. – Подняв перед собой указательный палец, назидательным тоном Ежов изрёк: – В горах важно сохранять ровный, стабильный ход на не слишком тяжёлой передаче. Даже великие многодневщики-горняки не любят дёргать и рвать темп. Если они ускоряются, то не очень часто и обычно едут до победного конца, полностью выполняя задуманное. А всякие отрывы, контратаки и атаки соперников ловят не они сами, а их напарники по команде. В общем, научись экономить силы – а в видах спорта на выносливость это самое главное – и стань сдержанней, и тогда, возможно, сможешь подольше поучаствовать в гонке.