Хайден оказался по другую сторону стола прежде, чем осознал, что двигается. Он прикрыл ладонью руку Лотти, надеясь, что та не заметит, как сильно дрожат пальцы у него самого. Сейчас даже сквозь плотный бархат жакета он ощущал, как сильно бьется ее сердце. Хайден заговорил, и голос его был намного грубее, чем прикосновение его руки.
– Простите, но я не понимаю, зачем вы пришли: уговорить меня жениться на вас или для того, чтобы я вас по-настоящему скомпрометировал?
– Неважно. И за тем, и за другим. В конце концов, не все ли равно, если результат будет один и тот же? – она с отчаянием посмотрела на Хайдена. – Вы же не станете отрицать, что хотите меня. Во всяком случае, вчера вечером вы готовы были меня… скомпрометировать.
– Но цена, которую вы запрашиваете за это удовольствие, слишком велика для меня, – ответил Хайден, не сводя глаз с лица Лотти. – Ваш опекун – один из богатейших людей во всей Англии. За вами, без всякого сомнения, положено огромное приданое. С вашей внешностью и с вашими деньгами у вас отбоя не будет от желающих предложить вам руку и сердце. Так что же заставляет вас остановить свой выбор на мужчине с такой репутацией, как моя?
Она нервно сглотнула и облизнула губы кончиком языка.
– Потому что я нахожу вас… неотразимым?
Во входную дверь вновь постучали. Хайден и бровью не повел, зато Лотти буквально подпрыгнула на месте.
– Оставайтесь здесь, – распорядился Хайден и предостерегающе взглянул на Лотти.
Когда Хайден вернулся, она сидела на том же месте и в той же позе, в которой он ее оставил, глядя на догорающие угли камина. Хайден бросил только что полученное письмо на колени Лотти так, чтобы она сразу увидела взломанную на нем печать герцога Девонбрука.
Лотги опустила плечи и горько вздохнула.
– Если вы не согласитесь жениться на мне. Стерлинг должен будет погибнуть на дуэли, защищая мою честь, – сказала она, поднимая взгляд на Хайдена. – Я не могу позволить, чтобы он рисковал своей жизнью из-за такой пустяковой вещи, как моя репутация.
– А почему вы считаете, что ваш шурин не может победить в этой дуэли? – спросил Хайден, облокачиваясь на край стола.
Лотти прерывисто вздохнула, но не отвела глаз.
– Потому что все знают, что вы отличный стрелок.
Ни один мускул не дрогнул на лице Хайдена, но в ушах его гулко прозвучал сдвоенный пистолетный залп, ему показалось, что ноздри вновь наполнил горький запах порохового дыма, а на траве распластался Филипп, запрокинув юное лицо и глядя в небо мертвыми, невидящими глазами.
– Даже самый умелый стрелок способен допустить промах, – ледяным тоном произнес Хайден. – Особенно если встречается с равным ему соперником. Кто может гарантировать, что это не мое сердце будет прострелено?
Он покачал головой и прибавил с сухим смешком:
– Впрочем, если верить бульварным газетам, у меня вообще нет сердца.
– Тогда докажите им, что они не правы, – упрямо заявила Лотти, но при этом ее подбородок предательски задрожал. – Женитесь на мне и сохраните тем самым жизнь моему шурину.
– А о своей жизни вы не заботитесь, только о его, – склонил голову Хайден.
Пальцы Лотти продолжали судорожно сминать лежащее у нее на коленях письмо, но на губах появилась вымученная улыбка.
– Я подслушала разговор Стерлинга с моей сестрой. Они считают, что в будущем мне ожидать особо нечего и мной никто не заинтересуется, кроме желающих позабавиться развратников.
Хайден хотел улыбнуться в ответ, но не смог. Ему вдруг стало крайне стыдно за себя. А что, если Девонбрук прав? Что, если, отказавшись жениться на Лотти, Хайден обречет ее на ужасную, беспросветную жизнь, на вечное прозябание в тени? О, он-то хорошо знал, что это значит – навсегда остаться в тени!
Оказаться изгоем было тяжело даже для него, а каково придется этой юной девушке? Разумеется, такой красавице, как Лотти, не составит труда найти себе богатого покровителя, который будет баловать ее, ласкать, лелеять. Но потом он исчезнет и появится второй. А там и следующий, и еще, и еще…
Хайден невольно сжал кулаки так, что у него побелели костяшки пальцев, а затем наклонился над сидящей Лотти и негромко прошептал ей почти на ухо:
– А что, если я сам из той же породы людей, о которых говорил ваш шурин? Вы уверены в том, что я не затащу вас сегодня в свою постель, а назавтра отправлю назад, к вашей семье, убитой горем? Что не сделаю вас своей любовницей, а не женой? Что может дать вам гарантии?
Лотти повернула голову, и с ее губ чуть слышно слетело:
– Ваше слово.
Хайден посмотрел в глаза Лотти.
«Боже мой, как же давно никто не верил моему слову!» – подумал он.
Ради того, чтобы спасти своего опекуна, эта девочка готова была одновременно принести в жертву и свою честь, и свою гордость. Ради этого она готова даже позволить Хайдену прикоснуться к ее нежному телу испачканными кровью руками.
Он медленно выпрямился и вернулся за стол, где все еще стоял элегантный сундучок, с которым Хайден рассчитывал вернуться в Корнуолл спустя всего лишь несколько часов.
«И зачем я приехал сюда? – с горечью подумал Хайден. – Почему не остался дома, вдали от этой прелестной девушки и ее назойливых родственников?»
– Скажите, мисс Фарли, это ваш шурин научил вас так хорошо изъясняться по-английски? – холодно спросил Хайден.
Вопрос оказался для Лотти совершенно неожиданным, но тем не менее она с готовностью ответила:
– Я провела два года в школе миссис Литтлтон для благородных девиц. За это время я успела прочитать и наставление по этикету мистера Шейпоуна, и «Основы вежливости», и «Как управлять своими чувствами», – она виновато пожала плечами и добавила: – А вот «Воспитание характера» так и не смогла дочитать.
– Я тоже, – негромко сказал Хайден.
Тут Лотти позабыла про всякий этикет и принялась быстро перечислять, загибая пальцы:
– Я могу рисовать красками и акварелью, а еще умею вышивать и играю на рояле…
– Нет, только не это, – запротестовал Хайден. – С детства ненавижу музыку.
– Ну, тогда… я бегло говорю по-французски, умею танцевать менуэт, и вальс, и…
– А склонять латинские существительные вы тоже умеете?
– Что? – запнулась Лотти, никогда не подозревавшая что умение склонять латинские существительные необходимо, чтобы стать примерной женой.
– Склонять латинские существительные вы умеете? – повторил Хайден и продолжил, наклоняясь вперед: – А Маракеш на глобусе вы могли бы показать? Или сказать, в каком году остготы разорили Великий Рим? Или вы умеете только вышивать монограммы на платочках да шлифовать пол в бальном зале?
Лотти на секунду поджала губы, явно борясь с желанием вспылить, но сумела взять себя в руки и холодно ответила:
– Какой класс латинских склонений вы имеете ввиду: первый, второй, третий, четвертый или пятый? – и продолжила без остановки: – Маракеш – столица Южного Марокко и расположен на северо-западе Африки. Остготы никогда не разоряли Рим. Это сделали вестготы, и произошло это, если я не ошибаюсь, в 409 году новой эры.
Хайден в душе проклял себя за очередную бестактность. Он и без этого мог бы догадаться, что глупенькая девчонка с головой, набитой ненужным сором, никогда не стала бы так рисковать своей судьбой, как это сделала Лотти.
Он взял ее за руку, помог подняться с кресла, грозное послание Стерлинга упало смятым на толстый ковер. Хайден быстро зашагал к двери, таща за собой удивленную Лотти.
– Куда вы меня ведете? – спросила она. – Ком… компрометировать?
Он резко остановился у самой двери, круто развернулся и потянул Лотти назад, к столу. Схватил с него шляпку и сунул в руки девушки. Розовое перо задело Лотти по носу, и она неожиданно чихнула.
– Нет, мисс Фарли, – сквозь стиснутые зубы ответил Хайден. – Я собираюсь жениться на вас.
Они ехали в элегантном фаэтоне маркиза по пустынным улицам Вест-Энда, мимо спящих домов, смотревших на Лотти своими плотно закрытыми ставнями. На небе загорались первые розовые полоски приближающейся зари. Казалось, что в этот предутренний час спит весь Лондон.