А сегодня я узнала одну вещь и гадаю с утра: показалось мне или не показалось? Хотя, истины ради сказать, все эти мои гадания и сомнения — такая же игра, как и игра в живого Монтеня. Монтеня усыпили двадцать семь лет назад — это такая же правда, как и тот факт, что Питтон здесь. Сегодня я видела его в конце коридора. Ошибиться я не могла, хоть и была, как всегда, без очков. Питтона невозможно ни с кем перепутать. Я абсолютно точно знаю, что он пришел, а значит, будет снова делать мне свое предложение. И я даже знаю, что взамен он пообещает вернуть меня в тот город и в тот август. И вернет. А за это я согласна ему душу отдать: он ведь не хуже меня знает, как мне хочется обнять свою собаку.
Виктория Головинская
ОДИН ДОМА В ВОСКРЕСЕНЬЕ
Весь день шел дождь, и Сашка поэтому не гулял, а только стоял и смотрел из окна на двор. Там никого не было, только выбежал из своего «запорожца» Пал Саныч и торопливо прошлепал в подъезд. Да кошка, съежившись, сидела под качелями на песке. А качели протекали, наверно, — там одна дощечка отходила, Сашка знал.
Мамы дома не было. Сегодня она собиралась особенно тщательно, по сто раз перекрашивала губы и меняла платья. Подбегала к Сашке, выдыхала: «Ну, как?» Сашка солидно кивал, правда с разной интонацией.
Ушла она в сиреневом, кисельном.
Кисель Сашка уважал. На кастрюле со смородиновым и батоне хлеба мог преспокойно прожить день.
Сегодня был даже не смородиновый — лучше: вишневый. И хлеб был свежий, хрустящий, с целыми горбушками. Но почему-то не хотелось.
Сашка неторопливо слез с подоконника и отправился в ванную. Там постоял задумчиво над раковиной, потрогал зачем-то флакон с маминым шампунем, плюнул в унитаз и сел на кафель.
Очень хотелось плакать.
Но Сашка не стал. Повозив по полу грязным пальцем, он поднялся и пошел к телевизору. Мама оставила ему две кассеты, одна была с каким-то скучным фильмом, Сашка начал его смотреть еще вчера, но заснул под длинные разговоры. На второй были новые мультики.
Сашка выудил кассету из коробки, вставил в магнитофон и уселся перед телевизором на пол. Но как он ни щелкал ленивчиком, что-то там не включалось, не получалось. Сашка с досады чуть снова не плюнул, но вспомнил, как мама ругалась на грязный ковер, и не стал.
Вместо этого полистал программы. В одной серьезные лица рассуждали о чем-то очень умном, в другой тетенька с ненастоящей улыбкой рассказывала про то, как вернуть мужа. Сашка хмыкнул. Как кого-то вернуть, он знал точно: надо просто сильно ждать. Вот мама же обязательно сегодня вернется. Тетеньку слушать было незачем.
А на третьей программе Самка остановился. Там веселый бородатый мужик раскладывал на столе молоко, муку, яйца и еще что-то, Сашка не разглядел. Но заинтересовался. Бородатый мужик явно собирался готовить. Мама тоже, когда приходила из магазина, так раскладывала на скатерти кухонного стола продукты: всякие полезные вещи, творог и морковку, кефир там и что-нибудь вкусненькое для Сашки. Правда, вкусненькое она приносила не каждый раз — забывала, наверное.
Бородатый мужик готовил пирог. Сашка это сразу понял, не в первый раз видит. Он смешал все, что выложил на стол, вылил в маленькую мисочку и пристроил ее в духовку. Сашка с интересом наблюдал. Пирог вообще-то долго печется. Что теперь мужик станет делать? Сашка иногда смотрел через стеклышко духовки, как тестяное тельце коричневеет, как растет на нем корочка… Наверное, мужик тоже усядется на корточки и станет наблюдать. Ну, это дело долгое.
Сашка решил пока сбегать на кухню перекусить. Выудил кастрюльку из холодильника, дотянулся до хлебницы, отломил горбушку пошире. С полбатона примерно. Присел на табуретку с кастрюлькой на коленях. Этот кисель отдавал чем-то сонным и немножко духами — мама, видно, доваривала его, уже нарядившись.
Поев, Сашка подобрел. А мама ведь любит пироги. Только печет их редко, говорит, времени не хватает. А у Сашки же целый день, ну то есть не целый, но еще больше половинки осталось. И на кисель хватило, и на пирог может хватить. И бородатый мужик в телевизоре так понятно рассказывал. Свой пирог он давно уж съел, наверное.
Сашка решительно поднялся с табуретки.
…Стемнело. Сашка обвел глазами кухню. На полу около раковины громоздились две мисочки и кастрюлька из-под киселя. Стол, пол и чуть-чуть подоконник были припорошены тонким белым слоем. Занавески немножко запачкались черным, когда он ненадолго забыл про пирог в духовке. Зато теперь пирог стоял на столе, не очень, правда, ровный и не очень румяный. Ну то есть с одного бока не очень. С другого-то, наоборот, немножко чересчур.
«А вообще очень даже красиво получилось», — выдохнул про себя Сашка.
Он немножко подумал и спрятал пирог в хлебницу. А то мама раньше времени обрадуется.
Потом Сашка лежал в темной комнате рядом с диваном и тихонько гладил меховую подушку.
Когда Сашка был совсем маленький, он боялся оставаться один в темноте. Не темноты он боялся, а очень даже конкретной штуки — черепа со светящимися глазницами. Он как-то слышал про это, то ли по телевизору, то ли от взрослых. Потом мама объяснила ему, что так не бывает. Сашка, конечно, поверил. Но все равно не забыл. Иногда в темноте кажется, что вот-вот появится в углу комнаты костяное, страшное и полыхнет двумя огненными лучами.
Где-то в полночь тихо хрустнуло в двери. Сашка вмиг проснулся, прислушался и вылетел в прихожую.
На пороге стояла мама. Сашка подбежал и обнял ее крепко-крепко.
Она устало улыбнулась, опустила сумочку на пол и сказала почему-то шепотом:
— Ну, здравствуй, Сашка. Ты чего не спишь? Завтра же на работу рано.
— Ничего, мам, я завтра отгул возьму. Пал Саныч подменит, я вон сколько раз за него выходил. Пойдем чаю попьем, а? Я пирог испек.
И они вдвоем отправились на кухню.
Дина Суворова
СКАЗКА ДЛЯ КСЕНИ
Зеленый магнит жил на холодильнике. Он умел читать, а писать не умел. И ему все время писали письма. Он просыпался утром, а под щекой письмо. Иногда это были понятные письма: про доброе утро или про то, что ему испекли пирог. Таким письмам он очень радовался и крепче прижимал их к себе. Но иногда ему писали: «Не забудь паспорт» или «Купи, пожалуйста, кефир!» Он тогда страшно переживал, потому что не знал, что такое паспорт. Но весь день честно о нем не забывал, думал до самого вечера и засыпал совершенно измученный. Про кефир магнит знал, потому что спросил у холодильника, тот объяснил. Что такое надо с ним сделать, магнит тоже не очень понимал, но выяснил, что если про кефир думать как про паспорт, то вечером за стенкой появляется зеленый бурчащий пакет с нарисованными коровами. Про коров он тоже узнал от холодильника.
А однажды он проснулся, а нового письма под щекой не было. И на следующий день тоже. И через неделю. А потом оно появилось, но было очень странное: «Не жди, вернусь поздно». Магнит поерзал, потерся плечом о холодильник и спросил, что такое поздно. Это когда темно, ответил тот. Следующую неделю писем опять не было, а еще через день в холодильнике взорвался пакет с кефиром.
Холодильник теперь в основном вздыхал и жаловался на пустоту внутри. Чайник вообще перестал разговаривать, а магнит чувствовал себя странно. Ему казалось, он должен что-то сделать, но не понимал, что именно. Он стал перечитывать старые письма и несколько дней был очень занят. Он старался перелистать их так, чтобы не уронить, но все равно несколько штук не удержал. И однажды утром вместо верхнего «не жди» он проснулся на словах: «У тебя очень уютный свитер, я не смогла из него вылезти». Он знал, что письмо старое, но все равно ему обрадовался. Прочитал два раза и собрался прочитать в третий, но не успел. Что-то огромное, тяжелое и громкое обрушилось на него сверху, рассыпало листы и сшибло на пол. Очнулся он только к вечеру, под холодильником, рядом с ним лежала последняя непорванная записка.