— Вдруг пригодится, — объяснился я шепотом Кэт.
— Что-нибудь еще? — откликнулась она.
— Не знаю. Я такими вещами прежде не занимался. — В доступности висели несколько пил и топорик.
В былые деньки — в реальности, не в киношках, — крестьяне наловчились разбираться с вампирами, рубя тем головы с плеч. Я вычитал об этом в одном реферате в высшей школе. Если память мне не изменяла, в рот отсеченной вампирской голове набивали чеснок, а хоронили кровососов на перекрестке дорог.
Что-то мне не хотелось с этим всем связываться.
С лопатой в одной руке и ледорубом в другой, я заявил:
— Этого хватит.
Кэт не стала предлагать топор или пилу.
Похоже, наши сведения о вампирах происходили из разных источников. Она знала о зеркалах, но не о декапитации.
Закрыв дверь, мы пошли обратно. В своем молчании я находил какую-то постыдную провинность. Вроде как солгал, и рта не открыв. Но, упомяни я отсечение головы, пришлось бы взять топор. И, рано или поздно, рубить Эллиотову главу пришлось бы мне. Лучше уж чувство вины, чем такое.
Я опустил лопату и ледоруб на пол машины под задними сиденьями. Фонарик Кэт забросила на водительское место. Мы захлопнули заднюю дверь и, оставив багажник открытым, пошли в дом за Эллиотом.
Лежал он там же, где мы его оставили — на полу спальни, укутанный пластиком и обмотанный серебристой изолентой.
Кэт взялась за ноги, я — за плечи. Не очень ухватистый материал — постоянно стукался о мои колени головой, выскальзывал и, в конце концов, падал.
Кэт бросила свой конец.
— Давай я попробую.
Я уступил без препираний.
У нее, правда, выходило не лучше моего. После того, как несколько раз Эллиот звучно соприкоснулся с полом, она вынесла вердикт:
— Проклятый чехол. Никак за него не ухватиться получше.
— Понятное дело. Плюс ко всему, этот тип весит тонну.
Кэт на шаг отошла от тела. Покашляла, закусила левый край губы, покачала головой.
— Придется, наверное, волочь его, — сказала наконец.
— Я могу попробовать вынести его по-пожарному.
— Забросить на плечо?
— Попробовать стоит.
Кэт скорчила гримаску. — Он ужасно тяжелый. Я не хочу, чтобы ты себе повредил что-нибудь.
— Попытка не пытка.
— Только в том случае, если дело не кончится тем, что ты надорвешься или рухнешь с лестницы. Или что-нибудь еще в этом роде.
— Ладно, посмотрим, как пойдет, — сказал я.
Склонившись над Эллиотом, мы усадили его. Присев поближе к нему, я ухватился за его торс, приобнял, приноровился — так, чтобы мое левое плечо при захвате уперлось ему в брюхо.
— Итак, — выдохнул я. — Вира помалу.
Рывком я встал — не без помощи Кэт — на ноги. Верхняя часть Эллиота с силой ткнулась мне в спину.
— АЙ! — взвыл я.
— Что такое?!
— Ч-Ч-ЧЕРТ!
— Что?..
— КОЛ!
Кэт спихнула Эллиота с меня. Труп обрушился на пол, знатно стукнувшись затылком.
А меня повело вперед, и я застыл, упершись в пол руками и коленками.
— У тебя кровь идет, — тихо сказала Кэт.
— Неудивительно, — выдохнул я.
Обойдя меня, она задрала футболку.
— Непохоже, что рана глубокая.
Я оторвал взгляд от пола. Сантиметров пять-шесть кола прорвали пластик — мне было видно окровавленное острие, торчащее из Эллиотовой груди.
— Плохо, если он больше чем на сантиметр меня пробил.
— Да тут даже меньше.
— Надеюсь.
— Не двигайся. Я что-нибудь придумаю. — Она побежала куда-то.
Я счел разумным остаться в той же позе. Рана в спине горела. Глубоко, судя по ощущениям, меня не проняло, но, черт побери, кровь шла, и довольно сильно — достаточно сильно, чтобы, стекая по спине, падать каплями на злосчастный ковер, добавляя ему новых красных клякс.
Возвратившись, Кэт села на корточки позади меня и помогла мне снять футболку. Смотав ее в комок, она принялась стирать кровь с моей спины.
— Сильно же тебя, — заметила она.
— Подорвался на собственной петарде, — попытался отшутиться я.
— Болит?
Болело дьявольски.
— Немножко, — пробормотал я.
— Я собираюсь прижать рану.
— Давай.
Кэт надавила. Выгнув спину, я сжал зубы и со свистом выдохнул через них.
— Я только подержу так пару минут, — сказала она. — Может, тебе лучше лечь.
Ковер подо мной выглядел чистым, если не считать лужицы собственной крови. Я подался вниз, распрямился, лег лицом на сложенные руки. Кэт прижала майку к ране чуть сильнее.
— Как думаешь, все обойдется? — спросил я.
— Думаю, да. Я перевяжу тебя, и будешь как новенький.
— Какой же дурак, — простонал я. — Даже не подумал о том, что из него кол торчит.
— Может, у тебя бы и не вышло подумать.
— В смысле?..
— Месть Эллиота.
Она, может быть, и шутила, но по моему загривку прошел холодок.
Тем не менее, я выдавил улыбку:
— Если это — самое страшное, на что он способен, думаю, мы его переживем.
Кэт довольно долго молчала, просто сидя рядом и прижимая компресс из футболки к ране. В конце концов, она произнесла:
— Я-то думала, этим все и кончится. Нехитрый фокус — забей ему в сердце кол, и все плохое тем и завершится. Но не так-то оно и просто.
— То была просто моя оплошность, — возразил я с пола.
— Я вот в этом не уверена.
— Зато я уверен.
— Может быть, он уже взялся за нас.
— Эллиот?
— Именно.
— Эллиот к этому не имеет никакого отношения. Мне просто стоило быть осторожнее, вот и все.
— Хотелось бы верить, — откликнулась Кэт.
9
Вскоре Кэт перевязала меня и теплой губкой стерла кровь со спины и боков. Я почти в открытую ловил кайф.
— Садись, — велела она, — посмотрим, не натекло ли спереди.
Я начал приподниматься. По спине пробежал огонь. Вскрикнув, я, тем не менее, твердо про себя решил, что не позволю боли остановить себя. Очутившись на коленках, я почувствовал себя чуть лучше.
Кэт выглядела обеспокоенной.
— Видок у меня, догадываюсь, не очень, — высказался я.
Сидя напротив меня на коленях, Кэт принялась протирать мою грудь губкой. Крови почти не было, но я не протестовал. Кожа зудела после ковра, и губка была отличным избавлением. Да и потом, Кэт печется обо мне — когда еще такое на мою голову перепадет.
— Ну как? Поправишься? — осведомилась Кэт.
— Когда-нибудь — определенно.
— Может, отвезти тебя в больницу скорой помощи?
— Да ну. Все у меня будет в ажуре.
— Может, не будешь таким легкомысленным и позаботишься о себе?
— Позабочусь. Как только сбудем Эллиота — так сразу.
— Если мы все же планируем, как ты говоришь, сбыть его этой ночью, придется сыскать тебе новую футболку.
— Что, с моей совсем все плохо?
— Явно видала лучшие времена.
— Черт. Я любил этого хитрого грифа.
— Ладно, я вымочу ее специально для тебя. Пока мы будем в отъезде — высохнет.
— Буду признателен.
— Все равно, придется тебе надеть что-то другое в дорогу. — Встав, она, с губкой в одной руке и комом моей футболки в другой направилась в ванную. Выйдя оттуда, сразу взяла курс на свой шкаф-стену. Откатила в сторону дверь в дальнем левом углу.
— У меня осталось кое-что от Билла, — сказала она, не поворачиваясь.
— Я уж лучше что-нибудь твое надену.
Она смерила меня удивленно-невеселым взглядом из-за плеча.
— Ну, — развел я руками, — у тебя ж наверняка найдется этакая бесформенная и безразмерная рубаха, вроде…
— Нет, такого у меня нет, — известила она, вновь уделив все внимание недрам шкафа.
— У меня кое-что есть в той сумке, что в машине, — сдался я.
— Как тебе это? — она вынула из шкафа рубашку и тряхнула, расправляя. Походила та на одетую на ней самой — короткие рукава, яркие цвета.
Я состроил мину.
— Что в ней плохого? — стрельнула она глазами.
— Ничего, в общем-то.
— И я так думаю. Прекрасная рубашка.