— Нет, — сознался я.
— Много, — последовал ответ. — А все эти дети, которых похищают педофилы? Одному Богу известно, через какой ад они проходят. Эти звери измываются над ними, насилуют, могут убить в любой момент. И, уж поверь мне, огромный процент этих детей угодил в их грязные лапы по одной простой причине — их легкомысленные мамочки не составили себе труда присмотреть за ними получше.
— Или папочки, — завершил я.
— Матери — важнее. Это они их родили. Это они в ответе за безопасность ребенка. Когда что-то плохое происходит — почти всегда виновата женщина, которой было наплевать.
— А как насчет тех ребятишек в грузовике? — спросил я ее. — Ведь это, похоже, их отец был за рулем. И ты сама назвала его глупым сукиным сыном — помнишь?
— Да. И он взаправду — глупый сукин сын. Но мать тех детей — дура, которая позволила себе заиметь от него детей, хотя делать это явно не следовало. Но, коль скоро она их родила, она не должна никому, будь то отец или сам Господь Бог, везти их в открытом кузове машины, что мчится на такой скорости по дрянному ночному фривэю.
— Не забывай разбитую фару, — улыбнулся я.
— Если она не может за ними присмотреть как надо, она не должна была их заводить. Тупая сука.
Я смотрел на Кэт. Чтобы понять выражение ее лица, требовалось побольше света — но лицо ее было обращено к ветровому стеклу, твердый взгляд устремлен вперед, пальцы твердо сомкнуты на руле. Я почти ощущал ее напряжение… и жар ее ярости.
— Будь у меня дети, — сказала она, — я бы заботилась о них. И они никогда не утонули бы в ванне, не обварились бы, до них бы не добралась чокнутая собака или чокнутый человек. Я была бы с ними. Я бы защитила их.
— Но от всего все равно не убережешься, — сказал я.
— Конечно. Я понимаю. Но почти всегда всему виной — чье-то невнимание. Чья-то глупость и чье-то невнимание, дающие всем бедам зеленый свет.
— Ты и Билл… — я замер на полуслове, не уверенный, стоит ли спрашивать.
— Он не хотел детей. Он их ненавидел. И еще не хотел, чтоб я растолстела.
— Славный парень, — пробормотал я.
— Я хотела детей, — сказала она. — И, как бы он не противился, я забеременела. Но совершила ошибку — сама ему все рассказала. Не понимала еще тогда… и потом, я думала, он обрадуется. Дура. Просто дело-то в том, что это был бы его ребенок. Не от кого-нибудь постороннего. И у тебя бы не было причин ненавидеть его за то, что он шумный или надоедливый, ты бы любил его, потому что он — твой. Вот так я думала. Я — но не Билл.
— Он заставил тебя избавиться от ребенка? — спросил я.
— Он сам от него избавился. Сделал мне аборт.
— Твой муж… тебе?
— В нашем же доме. В нашей постели. Он подмешал что-то в мой… то была ночь пятницы, и я сделала ему суп из морепродуктов. Его любимый. Но он подмешал снотворное в мою тарелку, и я отключилась. Потом отнес меня наверх, уложил в кровать, и… пока я была без сознания, он это сделал. Щипцами… или чем-то еще. Когда я очнулась, все уже было кончено. Вся кровать была в крови. Похоже, ей всегда суждено быть в крови.
— Боже, — прошептал я.
— Он сказал мне, что смыл ребенка в унитаз.
— Грязный ублюдок…
— Но я-то — та тупая сучка, что выскочила за него. Я — тупая сучка, терпевшая его выходки. Я — тупая сучка, спустившая ему с рук убийство собственного ребенка. Вот как вышло, что я — такой спец по тупым сучкам.
Она еле-еле успела закончить тираду прежде, чем разрыдалась.
12
— Давай поведу, — предложил я.
По-настоящему мне сейчас хотелось лишь обнять Кэт покрепче. Сделать так, чтобы все горести покинули ее. Но, сидя в смятении на пассажирском сиденье, я имел смелость лишь предложить повести.
Кэт тряхнула головой.
— Я в порядке, — выдавила она сквозь слезы.
— Ты хотя бы видишь, куда мы едем?
— Нормально я все вижу. — Она потерла один глаз, потом другой.
— Четырнадцатая близко. Нам лучше свернуть.
Она без проблем вывела автомобиль на Четырнадцатую дорогу, несмотря на все еще стоящие в глазах слезы. Прошло еще какое-то время, прежде чем ей удалось с ними окончательно совладать.
— Ух, — вырвалось у нее. — Прости.
— Не за что извиняться.
— Не знаю, что на меня нашло.
— Выговориться захотелось, вот и все.
— Может быть. — Посмотрев на меня, она горько усмехнулась. — Хорошо хоть, что я не додумалась бросить руль.
— Да, вот это нам повезло.
— Я никогда не думала, что… никому никогда не рассказывала обо всем этом… об аборте.
— Ты шутишь.
Кэт покачала головой.
— Никому-никому?
— А кому я могла?..
Я обдумал ее вопрос. Даже родителям не всегда хочется выкладывать такие вещи. Даже самым близким друзьям. Любой в здравом уме, кто узнал бы обо всем, что сделал Билл, отвернулся бы от подонка навсегда.
— Полиции? — предположил я.
— Нет уж, спасибо.
Мы катили сквозь залитую лунным светом ночь. Я ощущал некую торжественность момента — все же меня посвятили в ужасную тайну.
Прошло время, прежде чем я сказал:
— То, что он с тобой сделал… он нарушил кучу законов, Кэт. Аборт против воли? Опоение? Незаконная хирургия? Не говоря уже об убийстве ребенка. Его могли заточить в тюрьму на долгие годы.
— Я не хотела, чтобы его посадили, — сказала Кэт. — Я хотела его смерти.
Меня пробрало.
— Боже, — прошептал я.
— Он убил моего ребенка, — тихо произнесла она.
— Он… больше… ничего не?..
— Что ты имеешь в виду?
— Он не… — Я не знал, как получше сформулировать вопрос. Наконец, решился:
— Ты еще можешь иметь детей?
— А, ты об этом. — Она кивнула. — Да. Могу.
— Слава Богу, — сказал я, чувствуя облегчение. Ведь было совершенно ясно, как сильно она хотела ребенка. А у меня ведь еще оставались некоторые надежды — пусть даже скрытые в тумане грядущего, — стать этому ребенку отцом.
— Я прошла комиссию через неделю, чтобы убедиться, что все в порядке. Не хотела, чтобы Билл узнал об этом, потому сама доехала до Сан-Бернардино, зарегистрировалась под выдуманным именем, заплатила наличными… Только потом он проверил счетчик миль на машине и заставил меня рассказать.
— Заставил тебя?
— Всегда заставлял. Я выложила все. Он смеялся.
— Смеялся?!
— Он сказал, что счел бы себя чокнутым, если бы сотворил такое со мной. Сказал, что ждет не дождется, когда сможет вырвать из меня еще одного ребенка. По-моему, он конкретно поставил себе такую цель.
У меня не получалось сейчас и слова сказать — я лишь смотрел и с трудом верил собственным ушам. С самого своего появления у моих дверей Кэт стравливала мне одну ужасную историю за другой, и переварить их все было довольно трудно.
По крайней мере, вот так вот сходу.
И, коль скоро вампир Эллиот оказался всамделишным, есть ли у меня причины не верить ей сейчас?
— Он что, так и сказал? Что хочет это повторить?
— Не хочешь ли ты сказать, что я выдумываю?
— Нет, но… какой же должна быть больной его голова, чтоб в нее такие мысли приходили?
— Какой же больной, выражаясь твоими словами, должна быть голова, чтобы дать волю рукам на подпой жены и аборт?
Я только и мог, что плечами пожать.
— Так или иначе, — продолжала Кэт, — тогда я и решила убить его. Думала об этом и раньше. Когда только-только очнулась, и он рассказал мне, что сделал. Вот почему я ничего никому не рассказывала. Пусть все думают, что мы счастливы вместе. Я решила поддерживать эту иллюзию столько, сколько получится — чтобы потом никто не нашел мотив, когда Билл… случайно умрет. Но, сам понимаешь… это была мечта, фантазия. Я бы не решилась. Но когда он рассмеялся мне в лицо и сказал, что захочет сделать мне еще одного ребенка на убой… это стало чем-то большим.
Глубоко вздохнув, она бросила на меня короткий взгляд и снова вернулась к дороге.
— Он изнасиловал меня, — сказала она. — Прямо здесь, в машине. На подъездной дорожке. Попросил, чтобы я наклонилась и посмотрела на одометр… чтобы объяснила, где я намотала все те мили, ушедшие на поездку к врачу.