— Мой чемодан, — напомнил я.
— Пусть побудет пока в багажнике. Заберем позже. Так он не попадется Эллиоту на глаза.
— Хорошо.
Я вдруг задался вопросом, зачем мне вообще нужен был этот чемодан. Если все, что здесь нужно сделать — шлепнуть парня, появляющегося в полночь, почему бы мне, по завершении дела, просто не поехать домой?
Может быть, Кэт просто не хочет оставаться одна в эту ночь.
Может, она планирует вознаградить меня потом.
Какими бы ее пожелания ни были — я их выполню. Все, что угодно. Лишь бы быть с ней.
Мы пошли по бетонной дорожке, ведущей от проезжей части через лужайку к крыльцу. Медового цвета лампочка светилась над дверью. Кэт взбежала по лестнице вперед меня, чтобы открыть первую дверь. Я последовал за ней и помог ей разобраться со второй дверью, придерживая первую.
Вошли мы бок о бок.
Первая дверь, похоже, была из цельного дуба. Закрыв ее, Кэт задвинула тяжелый засов.
Я огляделся. Пол фойе, в котором мы очутились, был деревянный. Над нашими головами висела массивная люстра. Перед нами на второй этаж взбегала лестница. Узкий коридор, слева от лестницы, протянулся к задней части дома. По обе стороны от нас были дверные проемы, но свет в комнатах, к которым они вели, не горел. Единственным источником освещения служила люстра, чей свет явно поубавили через реостат: лампочки источали не многим больше света, чем обычные свечи.
Дом казался очень тихим.
— Есть шанс, что он может быть уже здесь? — тихо осведомился я.
— Никаких. — Кэт криво усмехнулась. — И нечего говорить шепотом.
— Тут такая темень.
— Пошли наверх.
Она повела меня. Я держался на несколько ступенек ниже. В итоге мои глаза и ее филейная часть оказывались все время на одном уровне.
— У тебя должна быть свеча, — сказал я. — Чтоб совсем уж как в этих викторианских россказнях о нечистой силе в старых домах.
— Голос у тебя нервный.
— Вообще-то, я нервничаю.
— Все будет хорошо, — сказала она.
— Будет, только если Эллиот — плод твоего воображения.
— Тебе-то это облегчит участь, а мне — нет. Потому что тогда выйдет, что меня нужно упечь в дурку. Но я не чокнутая, — заверила она меня.
Едва мы достигли конца лестницы, я подметил, что с левой стороны лестничный пролет не огорожен. Моя голова поднялась выше уровня пола, и я бросил взгляд через частокол деревянных стоек перил. Откуда-то лился тусклый свет. Я с трудом углядел полосу коврового покрытия и несколько темнеющих дверных проемов. Повернув голову, я обнаружил, что свет шел из комнаты в передней части дома. Дверь туда была распахнута настежь, позволяя свечению вытекать в коридор.
Кэт оказалась наверху. Положив руку на деревянные перила, она бросила взгляд через плечо на меня.
— У тебя светобоязнь? — спросил я.
— Я готовилась ко сну.
Готовила себя к Эллиоту.
Когда она подошла к двери в комнату, свет изнутри пал на ее ночную рубашку, сделав шелк полупрозрачным. Мне были видны ее ноги — целиком, до самого верха. И когда она повернулась, перед тем, как войти в комнату, контур ее правой груди превосходно вычертился сквозь тонкую ткань.
Я прошел следом.
Одинокая лампа горела рядом с двуспальной кроватью Кэт, застеленной и готовой принять свою хозяйку.
Простыни были черные, блестящие.
Черные незажженные свечи стояли на тумбочках по обеим сторонам от изголовья.
— Он любит черный, — пояснила Кэт.
— Да я уж вижу. Хэллоуин в июле. Удивительно, что он мирится с твоей голубой ночной рубашкой.
— Я не ношу ее, когда он здесь. — Сказала она это таким тоном, что я сразу почувствовал себя паршиво.
Расспрашивать подробнее я не решился.
Наши взгляды синхронно легли на электронные часы в изголовье кровати.
23:23.
Мы посмотрели друг на друга.
В ее глазах билась тревога.
В моих, возможно, было что-то и похуже.
Через тридцать семь минут кто-то незнакомый и страшный должен появиться здесь. Незнакомый, по крайней мере, мне. И я должен был убить его.
Верилось с трудом.
Все события этой ночи, начиная с нежданно объявившейся у моей двери Кэт и заканчивая моим приездом сюда, были какими-то фантастическими. Напоминали фрагмент сна.
Я нужен ей для убийства вампира?
Через тридцать семь минут он будет здесь. Кто-то будет здесь. Если Кэт не солгала. Если она не сошла с ума. Если я не сошел с ума.
23:24.
— Он точно не придет пораньше? — спросил я.
— Он никогда не приходит раньше срока. Но приготовиться можно уже сейчас, ведь так?
— Конечно.
Пройдя через комнату, она остановилась перед большим дубовым комодом. Тот был увенчан здоровенным зеркалом — по моим прикидкам, чуть меньше двух метров в высоту и чуть больше метра в ширину.
В отражении я на мгновение узрел — благо, полы ее ночной рубашки снова чуть разошлись, вниз, до самой талии — бледные грудь и живот Кэт.
Зеркало?
— Он не заставил тебя убрать зеркала?
— Он любит зеркала.
— И что, даже отражается в них?
— Еще как. — Кэт присела перед комодом и выдвинула самый нижний ящик. — Старые зеркала были обрамлены настоящим серебром, вот откуда пошла эта легенда.
— Правда? — Я подошел к ней поближе и заглянул в ящик. На первый взгляд, все, что в нем было — аккуратно уложенные свитера.
— Да, потому-то вампиры и боялись их, — сказала она, шаря в зазоре между двумя стопками свитеров. — Из-за серебра. А боязнь серебра как-то завязана на Библию. Вроде как, из-за того, что Иуде заплатили серебряниками.
Она извлекла из-под свитеров молоток.
Ну, не совсем молоток.
Скорее, кухонная колотушка.
Колотушка с короткой ручкой и стальной головкой размером с большую кофейную чашку. Выглядела штуковина новехонькой — на ручке из светлого дерева все еще была фабричная нашлепка. Головка была выкрашена в небесно-голубой цвет — за исключением рабочего торца, тускло сереющего, будто полированный никель.
Кэт протянула колотушку мне. Я взял ее.
Весила эта штучка килограмма два.
— Господи, — пробормотал я.
— Так вот, — Кэт снова принялась копаться в свитерах, — для рам и подложек зеркал серебро больше не используют. Теперь вампиры могут наслаждаться ими беспрепятственно.
— Это тебе Эллиот рассказал?
— Нет. Я же говорила, он никогда не говорит мне ничего о вампирской природе. Но я почитала кое-что сама.
Ее рука вынырнула из вороха свитеров с деревянным колом.
Она воздела орудие над головой.
— Вот, пожалуйста. — Я принял и эту штуку.
Походил кол на сорокасантиметровый дюбель. Диаметром где-то сантиметра три-четыре. Уплощенный с одного конца, заточенный до остроты с другого.
— Ты сама его вытесала? — спросил я.
— Да. — Она уложила свитера по-старому, захлопнула ящик, выпрямилась и повернулась лицом ко мне. — Как думаешь, сгодится для дела?
— Думаю, должен.
Она взаправду хочет, чтоб я убил этого парня.
Хоть события ночи и дошли до самой своей ирреальной точки, я почему-то начал воспринимать все более приземленно и здраво.
Может быть, потому что сейчас держал в руках кол и молоток.
— Метод Ван Хельсинга, — со страдальческой улыбкой произнесла Кэт.
— Он самый.
— Бей в сердце.
Я сделал глубокий вдох и кивнул. Надеюсь, она не видит, как я весь дрожу.
— Прибей его, пока он будет верхом на мне. Пока он будет чертовски уязвим. Забей эту штуку ему прямо в спину.
— А что, если она пройдет насквозь и ранит тебя?
— Дай-ка его мне.
Я протянул ей кол.
Она взяла его за заточенный конец и занесла над грудью.
— В нем тридцать пять сантиметров, — сказала она.
Из-за того, что ее ночная рубашка вновь распахнулась, мне было довольно трудно сфокусировать взгляд на каком-то там деревянном колышке. Вырез теперь едва прикрывал ее груди, но сузился ниже. Прямо над завязкой ослабленного пояска был виден пупок Кэт. Ниже полы рубашки тоже чуть разошлись в стороны.