Прислонившись к двери, я выглянул в окно и посмотрел назад.
Застигнутый врасплох, он даже не успел развернуться — и теперь бежал задом наперед, пока фургон надвигался на него.
— Стойте! Стойте! — кричал он.
— Что он делает? — спросила Кэт.
— Бежит спиной вперед.
— Прямо за нами?
— Ну практически.
— Жаль, мне не видно!
— Он упал! Стопори!
Кэт ударила по тормозам.
Фургон замер, не доехав пару метров.
Позади нас Снегович пытался встать. Со связанными руками получалось плохо, поэтому он перекатился на колени и локти и буквально подбросил себя вверх. Едва встав, он развернулся и закричал:
— Чертова сука! Я вас прикончу! Вас обоих!
Кэт слегка нажала на газ. Матерясь напропалую, Снегович еще отбежал назад.
Я следил за ним через боковое зеркало.
— А он оживился, — отметила Кэт.
— Видно, все же прикидывался. Надеялся, что мы потеряем бдительность.
— Трюкача не перетрюкачишь, — глубокомысленно изрекла Кэт.
Так мы и ехали задом наперед, пока не выбрались из ущелья. Кэт подала вперед и вправо. В зеркале я поймал краем глаза фигуру Снеговича, бодро гарцующего следом за нами.
Фургон заложил круг почета вокруг нашей скалы. Даже на малой скорости фургон поднимал кучу песка. Подобно волшебной ауре, пылевое облако следовало за Снеговичем. Он ругался и поминутно отплевывался.
Когда мы повернули налево, я перестал его видеть — зато смогла Кэт.
— Вот он где, — протянула она довольно, поглядывая в зеркало. — Долго же он будет отмываться, когда домой попадет.
А через несколько минут она сказала:
— Ой. Он исчез.
— Куда?
— С твоей стороны его не видно?
Я проверил зеркало.
— Нет.
— Наверное, попал в слепое пятно.
— Он мог попробовать запрыгнуть на лестницу.
— Мог, — кивнула Кэт.
Она утопила педаль газа. Когда нас бросило вперед, Снег вскрикнул. Кэт сразу притомозила.
Выскочив из фургона, мы обежали его — и нашли Снеговича растянувшимся на животе, с руками за головой. Он выглядел так, будто его еще раз столкнули с порядочной высоты. Может быть, его протащило по песку — но не далеко, вряд ли больше пары-тройки метров.
Когда мы приблизились к нему, он поднялся на колени, тяжело дыша и сплевывая. На грудь и живот ему легли длинные царапины. На потеки крови и пота налип песок.
— Ты в порядке? — спросила Кэт. — Хотела бы я сказать тебе — мол, ножка моя нетвердая, сорвалась сама на акселератор, но ведь лгать нехорошо, верно?
— Мразь! Тварь!
— Нельзя ли повежливее? — попросил я его. — Мы ведь все-таки не в…
Тихое бормотание двигателя, поставленного на холостой ход, сменилось оглушительным рычанием.
Челюсь Снеговича отвисла.
Мы с Кэт резко обернулись — посмотреть, что произошло.
Песок бил из-под задних колес фургона в два фонтана.
— Черт! — завопил я.
— Нет! — вскрикнула Кэт.
Снегович не нашелся со словами — лишь хрипло заревел, как раненый бык, когда фургон рванул вперед, натягивая веревку до предела и выворачивая ему руки.
Очень скоро его рев сменил тональность.
Помчавшийся вперед фургон поднял его в воздух, и какое-то время, могу поклясться, Снег Снегович летел в пыльном шлейфе за машиной, завывая уже не быком, а раненой гиеной. Длилось это метров пятьдесят-восемьдесят — потом его тело ударилось оземь, и вой захлебнулся.
Фургон продолжал гнать вперед, таща Снеговича следом.
Мы бежали за ними и на бегу кричали, прося Пегги остановиться.
То была, конечно, Пегги — больше некому.
Чертовски быстро оправилась.
Снеговича мотало, заносило и подбрасывало, как сумасшедшего любителя водных лыж, забывшего, что ни самих лыж, ни воды кругом нет. Пару раз он почти поймал волну.
Пегги протащила его всю дорогу вдоль склона, прежде чем остановилась.
Добрую четверть мили.
Мы бежали следом. Запыхавшиеся, обливающиеся потом.
Там, в отдалениии, бездвижный взлохмаченный ворох, привязанный к бамперу, лежал на песке за фургоном, и преобладали в том ворохе два цвета: бледно-серый, пыльный, и красный, кровавый.
Водительская дверь распахнулась.
Пегги вывалилась наружу. Вальсируя на нетвердых ногах, она двинулась к Снегу Снеговичу. Упав на локти и колени, она поползла. Достигнув конца борта фургона, кое-как поднялась снова.
Эти ее отчаянные рывки живо напомнили мне про то, как передвигались зомби в «Ночи живых мертвецов». И выглядела Пегги под стать тем неупокоенным разлагающимся ребятам из фильма — спутанные грязные волосы, лицо все в засохшей крови.
— Что она хочет?.. — Кэт запыхалась.
— Убить его?
— Там уже… боюсь… убивать нечего.
— Пегги! — крикнул я. Воздуха в легких почти не осталось, но, думаю, вышло достаточно громко, чтобы она услышала.
Не удостоив нас даже мимолетного взгляда, она продолжила ковылять к телу Снеговича.
— Я могу подбежать… и попробовать образумить ее, — сказал я.
Кэт покачала головой и сжала мою руку.
— Не стоит. Он и так уже мертвец. Пусть она делает с ним все, что хочет. После всего того, что он сделал с ней и с ее братом… пусть.
Я кивнул.
— Правильно. Пусть.
Там, впереди, Пегги замерла над недвижимым телом Снега. Сначала мне показалось, что он лежит на спине. Потом — что все же на животе. А потом я понял, что не смогу наверняка сказать, где у этой мешанины спина, а где грудь. Слишком уж сильно потрепало Снега.
Пегги смотрела на него сверху вниз.
Потом — опустилась на колени.
Потом впилась зубами ему в шею.
Он закричал.
47
Не уверен, зачем я и Кэт вдруг побежали. Слишком поздно было останавливать Пегги; слишком поздно было спасать Снега Снеговича. Может, нам просто хотелось посмотреть на это сумасшествие поближе.
Снегович все-таки лежал на спине.
Пегги, присев перед ним на корточки, уже разорвала правую сторону его шеи. Кровь забила вверх фонтаном — похоже, была задета яремная вена, или сонная артерия, а может, и все сразу. Лицо, шею и грудь Пегги щедро окатило красным.
Когда мы замерли у ног Снега, Пегги подняла голову от его тела. Ее жертва уже перестала кричать и биться в конвульсиях, но кровь все еще била ключом.
Пегги рванулась вниз и вцепилась в левую сторону шеи Снега.
Я услышал звуки рвущейся плоти.
Она рьяно, словно собака, затрясла головой. Поднялась. С ее рта свисал лоскут плоти.
Повернув голову, она уставилась на нас.
Моргнула несколько раз. Ее глаза, пронзительно-голубые, смотрелись чужеродно на лице, омытом таким большим количеством крови. Такому лицу теперь пошли бы скорее пустые, равнодушные глазницы.
Зубы ее так крепко стиснули кусок шеи Снега, что ей, казалось, стало трудно дышать.
Воздух с шипением выходил из ее ноздрей. Под одной надулся и лопнул кровавый пузырь.
Она выплюнула то, что было у нее во рту и жадно втянула воздух.
С обеих сторон шеи Снега Снеговича лились ручьи крови.
Он был мертв.
— Господи, Пегги, — тихо сказала Кэт.
Девушка не ответила. На коленях, с прямой спиной, она продолжала глубоко дышать и хлопать глазами.
— Сэмми, нужно привести ее в порядок и найти одежду получше. Посмотри, что есть в фургоне. Я покараулю ее.
После всего увиденного у меня было малость тяжело на душе, так что возможность ненадолго покинуть эту абсурдную сцену я счел за благо. Пройдя к пассажирской двери, я открыл ее и забрался внутрь. Внутри все вибрировало, и я понял, что Пегги оставила двигатель работающим. Дотянувшись до ключа зажигания, я заглушил его.
Подняв с пола жилого отсека пачку влажных салфеток и старое пляжное полотенце, надо полагать, принадлежащее Пегги и Донни, я прикинул — да, этого хватит, чтобы привести ее в относительный порядок… но лишь в относительный. Что бы она ни надела, будет мигом испорчено.