— Ну все, ты сейчас огребешь, Донни, — прорычала Пегги.
— Не от тебя, — заверил я ее.
Донни продолжал:
— Ну, я ей так и сказал — что не сделал ничего плохого и все у нас было по согласию. Мне просто хотелось выйти из фургона. Тогда она пригрозила, что убьет мою мать, если я не останусь. Я, понятное дело, не хотел, чтоб мама из-за меня померла! Вот и остался в фургоне. И Пегги увезла меня.
— Когда это было? — уточнила Кэт.
— Пару месяцев назад.
— Седьмого мая, — пробормотала Пегги.
— Это больше, чем «пара месяцев». Вы все это время разъезжали?..
— Да, — ответил Донни.
— Твоя мать знает, что ты жив?
— Да. Не то, чтобы ее это сильно волнует. Но Пегги разрешает мне изредка звонить ей.
— Полиция ищет тебя? — спросил я.
Он покачал головой.
— Пегги заставила меня сказать, что я дал деру по собственной воле.
— Ты дал деру по собственной воле, маленький лживый ублюдок. Ты кайф от этого ловил. От каждой минутки со мной.
— Нет!
— Где вы брали деньги? — задал я вопрос.
— Пегги…
— Ты либо прекратишь возводитьь на меня поклеп и заткнешься прямо сейчас — очень тебе советую, придурок! — либо я расскажу им правду про то, что из себя представляешь ты, — чеканя каждое слово, проговорила Пегги.
Донни покачал головой.
— Пегги отвезла меня в город. Заставила пойти к банкомату и снять деньги со счета матери. Мы жили на них.
— Это правда, Пегги? — спросила Кэт.
— Да, — пробормотала она. — Тут он не врет.
— Вот как. В самом деле, — протянула Кэт.
Она знала, что Пегги лжет. Мы оба знали. Пегги не рискнула бы взять на душу еще одну серьезную уголовную статью.
Подняв глаза к лицу Уэт, Донни спросил:
— Вы же посмотрите на мои порезы?
— Думаю, да. Дай мне фонарик.
Он протянул его ей. Она щелкнула кнопкой. Загорелась мутная желтая лампочка.
— Снег долго жег его, — пояснил Донни. — Когда мы с ним тут шли. Батарейки ужасно слабенькие.
— Это нормально, — отмахнулась Кэт, фокусируя пятно тусклого света на его груди. Почти симметричные разрезы — по одному на каждой стороне груди, — выглядели свежими и поблескивали. Однако кровь уже не текла.
— Должно быть, больно, — сказала Кэт.
— Да уж.
— Они больше не кровоточат, но до сих пор болят?
— Да, есть немного.
— И ты хочешь, чтоб я поцеловала их и боль прошла?
— Ну… только если вы сами этого хотите…
— Ты видел, как я поцеловала порез на руке Сэмми, не так ли?
— Видел.
— И ты решил, что было бы неплохо, если бы я сделала то же самое с этими ранами у тебя на груди?
— Было бы здорово. — В голосе Донни сквозила безумная надежда.
— Да, может быть, было бы здорово. А может — и нет.
— В каком смысле?
— Хочешь знать маленькую тайну моего рта?
— Эм. Ну. Да. — Донни выглядел сбитым с толку.
— Мой рот — детектор лжи.
— Эм?..
— Да-да-да, ты не ослышался. Он целует честных и кусает лжецов.
Донни чуть нервно хохотнул.
— Ну да… конечно. Заморочить меня решили…
— Постой-постой, ты обвиняешь во лжи меня?
— Нет-нет, — быстро сказал Донни.
Я вдруг улыбнулся. Паренек, конечно, не мог этого видеть.
— Не имеет значения, — сказала Кэт. — Тебе не обязательно мне верить. Все еще хочешь, чтобы я осыпала твои раны исцеляющими поцелуями?
Он снова заколебался. Затем — произнес:
— Конечно.
— Не хочешь внести какие-нибудь изменения в свой рассказ?
— С чего бы вдруг? Я сказал правду.
— Что ж, ладно.
Положив руку с фонариком ему на спину, она щелкнула кнопкой — и свет погас. В сером сумраке я увидел, как ее голова склонилась к груди мальчишки. До моих ушей донесся тихий причмокивающий звук.
И тут Донни завизжал.
— Так-то лучше, — пробормотала Кэт.
54
Донни попытался стряхнуть с себя Кэт, но она удержалась и снова нацелилась ртом на его грудь.
— Нет! Хватит! Пожалуйста! Больно!
Она не вняла его мольбам.
Донни всхлипнул, извернулся угрем и его прорвало:
— Я лгал! Лгал! Хватит! Хватит кусать меня, пожалуйста!
Рот Кэт был занят, поэтому спросил я:
— Лгал насчет чего?
— Насчет всего! Скажите ей, пусть прекратит! Прошу!!
И Кэт прекратила.
Он отполз, прижимая руку к груди.
— Ты укусила меня! — выдохнул он.
— Прости, — сказала Кэт. — Разве я хозяйка своему рту? Я ведь предупреждала.
— И при чем тут какой-то детектор лжи?!
— Очень даже при чем.
— Больная ведьма, — пробормотал он.
— Повежливей, — предупредил я.
— Все нормально, Сэм, — мягко сказала Кэт. — Он, наверное, прав. — Повернувшись, она вручила фонарик мне. Я увидел ее лицо. Ее губы, щеки и даже кончик носа были в крови Донни. — Проверь Пегги, — сказала она мне и, снова обратившись к Донни, заговорила повелительно:
— Говори, в чем ты соврал.
— Я что, обязан? — взвизгнул он.
— Обязан. По ряду причин. Сэмми и я рисковали своими жизнями ради твоей. Твоей — и Пегги. Так что за вами долг, это раз. Два — я кусала тебя легонько, вполсилы. Говори правду, или я цапну тебя от души.
— Ладно, — тихо сказал Донни.
— Лучше молчи, — предупредила Пегги.
— Сэмми, не будешь ли ты так добр пояснить ей, что к чему?
— С удовольствием. — Я сел ей на спину, совсем как Донни несколько минут назад.
— В следующий раз, если хоть слово слетит с ваших уст, девушка, — сказал я, — мне придется ударить вас фонариком по макушке.
— Да пошел ты, — ответила она.
Фонарик опустился ей на голову. Силы удара явно не хватало на то, чтобы причинить мало-мальски серьезный вред — но хватило, чтобы убить лампочку. Пегги вздрогнула подо мной и тихо пискнула.
— Так-то лучше, — заметил я.
Она смолчала.
— Ладно, Донни, — сказала Кэт. — Готов поведать нам правду?
— Да.
— Пегги — твоя сестра?
— Нет. Я не врал. Она хозяйка фургона.
— Она похитила тебя?
Он не ответил.
— Говори, — приказала Кэт. — Правду, только правду, и ничего кроме правды. Не то… — Она тихо, но отчетливо щелкнула зубами, и Донни вздрогнул.
— Нет! Не совсем… не похитила… я сам.
— Ты присоединился к ней добровольно? Зачем?
— Захотелось.
— Почему?
— Не знаю.
— Знаешь ты все.
— Ну, мы с ней проказничали по-всякому. Бывало, обжимались… без одежды, ну, вы понимаете. У меня никогда не было подруг! Да и вообще, почему бы и нет? Я ненавидел мать, школу, всех и вся. Весь мир — одним дерьмом мазан. А Пегги была классная. Она была добра ко мне. Потому я с ней и уехал. И решил никогда не возвращаться назад.
— Вы жили все это время в фургоне?
— Ну да. Порой — в кемпингах. А иногда мы останавливались в мотелях, когда у нас было много денег.
— Где вы брали эти деньги? — спросила Кэт.
— Из банкоматов. Как я и сказал.
Кэт стряхнула рубашку с плеч. Та скользнула по ее спине на землю. Встав перед Донни в одних только некогда-джинсах и белых носках, она уперла руки в бока.
— Хочешь сказать мне правду? — спросила она.
— О чем? — Его голос дрожал.
— О том, где вы брали деньги.
— Ты… ты дашь мне себя… потрогать?
— Этого ты хочешь?
— Конечно. Да. В смысле… кто бы отказался?
— Тогда говори правду.
— Мы… мы не грабили банкоматы. Я солгал. Мы…
— Донни! — выпалила Пегги.
Я ударил ее по голове фонариком — ударил сильно. Ее тело дернулось.
— Ай! — вскрикнула она.
— Мы не банкоматы грабили. Мы людей грабили. — Он помолчал. Потом взмолился тихим дрожащим голосом:
— Могу я тебя потрогать?
— Только попробуй, и я отрежу тебе обе руки.