В раздражении он оглядел комнату. Салли Келлерман испарилась!
Салли шла вдоль стены, стараясь вжаться в толстый зеленый ковер, украшавший коридор. Приближались какие-то люди. Типы в черных смокингах и очках в серебряной оправе, которые шли по боковому коридору. У всех были одинаковые бритые лица с холодным выражением. Клоны! Они удалились, и Салли увидела черные крылья, которые росли через пиджаки и шелестели у них за спиной. Человеческие клоны, скрещенные с птицами! Она попала в самое пекло Ужаса.
Салли продолжала бесшумно продвигаться вперед. Из одной приоткрытой двери вырывался луч голубоватого света. Она тихонько приблизилась. На табличке значилось: «Бюро случайных исследований». Она толкнула дверь, поражаясь своему спокойствию: ее сердце совсем не билось.
Салли вошла в огромный зал со светящимся полом и потолком. Стены покрыты десятками различных диаграмм. Почти все пространство занято сложной аппаратурой. В больших прозрачных контейнерах постоянно вибрировали движущиеся металлические шарики. Время от времени один из них вырывался из своего контейнера и начинал скакать по многократно пересекающимся желобкам из нержавеющей стали, что приводило иногда к столкновениям. И каждый раз, когда это случалось, молодой человек в белом халате делал отметку на тактильном экране. Салли заметила, что у него на лопатках росли два длинных белых крыла, похожих на лебединые, кончики которых касались пола из нержавеющей стали. Два шарика с силой столкнулись, подпрыгнули и покатились вместе в одном направлении.
– 2346567 и 3856239: встреча в Нью-Йорке, на 42-й улице. Реакция нейромедиаторов положительная. Биологическая совместимость: 88%, – объявил крылатый клон.
– И купите приданое для новорожденного! – провозгласил другой молодой человек в белом халате, вынырнув из-за какого-то трубчатого аппарата.
Он был очень высок, более двух метров; кожа его лица была словно выдублена. Он застыл, заметив Салли – полуголую, покрытую кровью, с синеватыми губами, между которыми виднелись длинные грязные зубы.
– Гавриил! – произнес он металлическим голосом. – Мне кажется, у нас проблемы…
Тот, кого назвали Гавриилом, обернулся, и Салли ясно разглядела его лицо. Оно было прозрачным. Маска из плексигласа, прикрывающая узор переплетений кровеносных сосудов и электронных соединений.
– Проблемы биомеханического порядка… – объяснил Гавриил синтетическим голосом, улыбаясь прозрачной улыбкой в ответ на удивление и недоверие Салли. – Ну да, я ведь тоже продукт эволюции…
– Да плевать мне! – решительно прервала его Салли. – Я просто хочу вернуться домой, вот и все! И предупреждаю, или вы сейчас же отпустите меня, или я вам тут такое устрою!
– Ты это слышал, Михаил?
Гавриил обращался ко второму молодому человеку; голубая электрическая «вена» пульсировала за его «щекой».
– Как отсюда выйти? – закричала разозлившаяся и испуганная Салли.
Она почувствовала, что сейчас ею овладеет бешенство. Здесь нечего есть. Нет пищи. Нет ничего живого. Выбраться. Охотиться. Еда.
— Ну, я не думаю, что вам разрешат выйти отсюда… – сказал Гавриил, поглаживая себя по подбородку. – Вы, знаете ли, не в самой лучшей форме.
– Из-за вас! Я всех вас засажу в тюрьму! Сволочи!
Пораженный Гавриил обернулся к Михаилу:
– А мне казалось, что территория деда Хокинза была закрыта окончательно?
– Совершенно верно. Все сгорело, и Проход был закрыт. Джексонвилль больше не является той территорией, где могут оживать мертвецы. Но появились осложнения. Она была оживлена по недосмотру, – объяснил Михаил, понизив голос.
Салли подошла поближе и положила свою раздувшуюся руку на титановый циркуль.
– Салли, дорогая, не играйте с этим, – сказал Гавриил. – Пойдемте, я отведу вас домой.
– Лгун! Вы что, принимаете меня за совсем уже круглую дуру?
– Ну что вы! Я никогда не лгу, я просто не могу этого сделать. Правда ведь, Михаил?
– Абсолютно верно. Вы, Салли, можете ему доверять.
– До-ве-рять! – завопила Салли, перепрыгнув через рабочий стол. – Доверять?!
Она толкнула принтер, выдававший распечатки, разломала сканер и двумя ногами приземлилась на грудь Гавриила. Поесть, убить, расчленить, вырвать. Твердый плексиглас. Понемногу плавится. Не питательный. Мягкий. Омерзительный. Ее длинные клыки задели электронные схемы Гавриила, и последовала череда разрядов с искрами.
– Подлый робот! – завыла Салли, упорно шаря под плексигласовой оболочкой.
Михаил бросился за ней следом. Из прозрачных кистей его рук вырвались две длинные светлые стрелы. Они поразили Салли в спину, пронзили насквозь, проникли в грудь Гавриила и с треском горящего пластика вышли через электронные схемы с другой стороны.
– О! Хляби небесные! – выдохнул Михаил, увидев рухнувшего наземь Гавриила, который был совершенно обезображен остервенелым нападением Салли. Из его ран сочилась черноватая жидкость.
А она обернулась теперь к Михаилу, обнажив клыки и зубы, в которых застряли обломки пластика.
– Ты, курица поганая в искусственной коже, сейчас я тебя разнесу! – прорычала Салли.
В помещении зазвучали настойчивые сигналы, а на всех циферблатах замигали контрольные лампочки.
– Оставайтесь на месте! – приказал Михаил, расправляя крылья. – Оставайтесь на месте, не вынуждайте меня причинить вам боль!
– Боль? Ты что, не видел мою морду?! Мне что, еще мало причинили боли?!
– Хватит, глупое создание! – прогремел Михаил, расправляя крылья, как незапятнанные знамена.
Салли показалось, что он вырос на несколько десятков сантиметров, что лицо его удлинилось и стало понемногу покрываться чешуей. Как у рептилии. Он издал глухое рычание, и вместо рта у него появились две длинные челюсти с острыми зубами. «Теперь он стал похож на настоящего крокодила, на гигантского крокодила с парой крыльев», – подумала Салли, хлопая глазами. Мерзкая тварь! Смерть была бы для него избавлением.
Глаза этого лебедя-крокодила сверкали, как маленькие рубиновые кнопочки, а пенящаяся слюна стекала каплями со страшных острых зубов. «Да, вот это зубищи так зубищи!» – подумала Салли, представив свои собственные клыки.
– Покорись, баба! – пророкотало чудовище, готовясь метнуть в нее свои проклятые лазерные лучи.
Салли почувствовала, что эти лучи проникают в тело, раздирают внутренности, разрывают ее бесплодную матку и вместе с какими-то потрохами вырываются наружу между ляжками. Метры и метры коричневатого шланга. И здорово пахнет тухлятиной. «Это еще послужит», – подумала она, не предполагая, что благодарить надо старого доктора Шермана, который проводил вскрытие в пьяном виде, а потому и прекратил его на полпути, когда едва не всадил себе в руку скальпель. Все, что громоздилось на столе, он запихнул обратно в брюшную полость пациентки и зашил ее грубыми стежками.
Михаил исходил пеной, из его расширенных ноздрей вырывался багряный дым.
– Покорись, баба! – повторил он крикливым голосом оборотня.
– Чего? Ты на себя-то смотрел? – взревела Салли, выходя из себя.
Как настоящая крестьянка, она мигом связала коричневые кишки, раскрутила над головой импровизированное лассо и метнула его на вопящего лебедя-крокодила.
«Но дождь, дождь и передождь! Что вытворяет эта чокнутая?!» – подумал Михаил, чувствуя, как теплый и вонючий скользящий узел затягивается вокруг шеи, ломая его углеродную трахею и блокируя подачу воздуха.
– Ух ты! Проклятая скотина! – орала Салли, затягивая со всей силой крепко связанные внутренности.
Михаил покачнулся, его синтетические синапсы начали перегреваться, а челюсти защелкали в пустоте. Это ведь он низверг с небес Сатану, а теперь его сразит вот эта деревенщина из Невады?!
«Деревенщина из Невады» издала громкое «оп», и Михаил почувствовал, что падает. Потеряв голову от бешенства, он издал протяжный вопль, от которого задрожали стены и с грохотом обрушились на пульт управления, где пробегали сотни цифр.