- Я почему-то была уверена, что вы сегодня придете, - говорит Элли и, загадочно улыбнувшись, улетучивается из прихожей. Тотчас раздается звук льющейся воды. Я снимаю пальто, пристраиваю его на перегруженной вешалке, причесываюсь перед большим овальным зеркалом.
- И даже дочку на время к соседке отвела.
Эдли скользит мимо меня с вазой в руках, по-прежнему улыбаясь.
Расческа на мгновение замирает в моей руке.
Неужели - поддавки, с форсированным выигрышем? Даже неинтересно как-то...
Быть такого не может.
Небольшая, со вкусом обставленная комната. Все свободные участки стен увешаны книжными полками.
- Вы ведь об этом мечтали, не правда ли? - спрашивает Элли, поправляя в вазе гвоздики.
О форсированном выигрыше не может быть и речи. Слишком приветливо она улыбается. Подозрительно приветливо.
- Как о несбыточном, - откровенно признаюсь я и, повинуясь едва заметному жесту, усаживаюсь в кресло с низкой спинкой. Элли устраивается на диванчике напротив. Короткий халатик не закрывает острых коленок, и мой взгляд, повинуясь закону всемирного тяготения, неудержимо падает на них, отскакивает, мячиком, к большим глазам, настороженно глядящим из-под светлой пушистой челки, скатывается по туго обтянутой сатином груди к крутому изгибу бедер...
Кажется, битва будет скоротечной. Но исход таких сражений непредсказуем.
- Зачем вы пришли? - делает выпад Элли. На лице ее нет и следа очаровательной улыбки. - Неужели вы надеетесь, что... что я... когда даже неизвестно, жив мой муж или нет... Вам не кажется, что это - чересчур?
Это называется - выбить оружие. Весь план кампании, и без того неудачно начавшейся, окончательно скомкан.
А в самом деле, на что я надеялся? Дон Жуан несчастный. Несостоявшийся. Ясно же было, еще с прошлой ночи: здесь ловить нечего. Так нет, приперся...
- Я пришел, чтобы попросить прощения. За "Элли", - тихо говорю я и отвожу глаза в сторону - от колен, от груди, от светлой пушистой челки.
- Да что уж там... Давно быльем поросло, - так же тихо отвечает Элли, и я понимаю: она теперь тоже безоружна. Значит, еще повоюем? Не только женщинам интуиция подсказывает безошибочные ходы. Мужчинам тоже иногда удается расслышать ее слабый голос. А что касается Пети... Мартьянов четко сказал: он жив. То есть, можно считать, находится в служебной командировке. Ситуация стандартная, и Элли зря давит мне на психику.
- Я... Мне... Очень скверно было тогда, восемь лет назад. И вспоминал я потом вас... часто. Чаще, чем других, хотя ничего между нами не было. Да и быть, как я теперь понимаю, не могло. Мне и в голову не приходило, что ты... вы можете быть так... ну, влюблены, что ли...
- Привык, что тебе ни одна не отказывает? - грустно улыбается Элли. - Думал, и я тоже, только помани пальцем?
Как легко, как незаметно мы перешли на "ты"! Чудесно. Теперь главное - не сбиться с верного тона.
- Да нет же, нет! То, что с тобою - далеко не каждый и только по-серьезному - это я уже тогда понимал. И намерения у меня, кстати, были самые серьезные. Но - Петя? Это... Мне до сих пор непонятно. И вчера... Чтобы ночью, в мороз бежать на свидание к мужу... Тебя даже командир спасателей зауважал.
Кажется я оказал что-то не то. Элли смотрит на меня пристально и молчит. Как поправить дело? Нужен комплимент, срочно,
- Счастливчик твой муж. Он хоть понимает, какое сокровище ему досталось?
- Не знаю. Вряд ли. Да и сокровище - вряд ли, - озадачивает меня Элли. - Для Пети главное - работа, а не семья. Даже дочка для него - так, забава. Не говоря уже обо мне. Как я устала от всего этого... У меня даже характер изменился. Злой стала, безжалостной. И ты - ничего, ну ничегошеньки не понимаешь! Со своей примитивной мужской логикой... Решил, что я спасать его примчалась...
Элли вдруг низко наклоняет голову, закрывает ладонями лицо. Две слезинки дождевыми капельками падают на ее совсем еще девчачьи колени.
Я мгновенно оказываюсь рядом. Осторожно обнимаю, плавно прижимаю к груди...
- Я ведь и сама думала, что - спасаю. А потом поняла: на самом-то деле просто хочу убедиться, что - все, что - кончилась эта жизнь, что свободна. Ты не думай, он не деспот какой. Ни в чем меня не ограничивал, не обижал особенно... Но - не нужна я ему была, и Анечка - тоже не нужна. Счастье всех - это да, это важно, а мы с дочкой... Так, украшение. Вроде этих гвоздик. Сама бы я, конечно, от него не ушла. Где жить? На что? Ну, а раз уж само получилось...
Элли вдруг обнаруживает, что мои чисто дружеские объятия как-то незаметно лишились этого своего определения, и резко отстраняется.
- Не надо... Пока он там, пока неизвестно, жив ли - не надо. Не знаю, что на меня нашло. Я... Я ведь надсмеяться над тобой хотела, поэтому и дочку отправила. А видишь, как получилось... Она сейчас придет.
Кажется, пора сделать залп из орудий главного калибра.
- Знаешь... Давай поженимся. Не сейчас, конечно, а потом, когда все прояснится. Такие женщины, как ты, не должны плакать. И ты у меня плакать не будешь. Никогда.
Кажется, я хорошо сказал. Уверенно так, весомо. Как и положено говорить мужчине, уже добившемуся кое-чего в жизни, но еще не утратившему ни бойцовских, ни сугубо мужских качеств.
Элли достает из кармана халатика платок, вытирает слезы, чуть заметно улыбается.
- Какой ты решительный... Охотник на вирусов... Пришел, прицелился, выстрелил. И прямо в сердце... А дочка? А твои жена и дети? Или ты, как обычно, не женат?
- Женат, и дети есть. Уже почти взрослые. Эти трудности преодолимы, не в девятнадцатом же веке живем.
Длинно и требовательно звенит дверной звонок, Элли вскакивает, одергивает халатик, исчезает. Я тоже встаю, подхожу к ближайшей книжной полке, читаю названия на разноцветных корешках. "Кибернетика" Винера, коллективный труд "Мозг", сборник "Проблемы искусственного сознания"... Все остальное мне незнакомо.
Из прихожей доносятся женские голоса. Соседка, наверное. Дочку привела. Вот некстати...
- Здравствуйте. Меня зовут Анечка.
Я оборачиваюсь. Элли стоит за спиной дочери, положив руки на ее худенькие плечи. Платье Анечки сшито из той же материи, что и мамин халат, и я вижу перед собою сразу двух Элли: большую и маленькую.
- Здравствуй. А сколько тебе лет?
Идиот. Самый банальный из всех вопросов. И шоколадку не сообразил купить. Хотя это тоже банально.
- Шесть. Я уже в школу хожу. В музыкальную.
- Вот-вот. А за инструмент еще не бралась сегодня.
- Вы будете с нами чай пить? - спрашивает Анечка, улыбаясь маминой улыбкой. Видно, не очень-то ей хочется браться за инструмент.
- Нет. Дядя Паша сейчас уйдет. Прямо сию минуту, - не оставляет мне Элли ни единого шанса. И вновь отвергнутому рыцарю не остается ничего другого, как идти к дверям.
Шарф, пальто, шапка.
Элли все так же стоит посреди комнаты, только повернулась в сторону прихожей, и все так же перед нею стоит ее уменьшенная копия с большими любопытными глазами.
Значит, прощального поцелуя не будет. Это плохо.
Как и ответа на предложение. Это хорошо. А вдруг - да? Что я тогда делать буду? Вернее, что бы я бы тогда бы стал бы делать. Бы.
Не стоит забивать себе голову невероятным.
Ну, а вдруг?
Глава 18
Черенков, не сняв шубы (хотя и расстегнув пуговицы), полулежит на кровати и время от времени трет покрасневший нос. Полчаса, бедняга, ждал автобуса, и ни одно такси за это время мимо не проехало. Интересные новости у него: оказывается, нить гиперсети "Невод", соединяющая "Тригон" с городским ВЦ, куда я заслал Гришу, вот уже третьи сутки работает на прием информации. И никого это особенно не волнует, потому что раньше, еще до передачи "Тригона" Фонду, он всегда был "в приоритете".
- Они что, и об аварии не знают? - недоумеваю я.
- Знают. Про аварию в Институте знают. Но причем здесь "Тригон", если он нормально работает и исправно поглощает информацию? - ухмыляется Гриша. - Они считали, что в огороде бузина, а в Институте - авария.