Волна липкого холодного ужаса окатывает меня с головы до ног. Пошатнувшись, я хватаюсь за дверь.
Не думать о белой обезьяне!
Дверь открывается, и я выпадаю на крыльцо вокзала.
Надо же, чуть было не продумался. Но, к счастью, не успел. Нервы совсем плохие стали. Не думать о белой обезьяне!
- Ну и ну! А с виду такой приличный молодой человек! - сокрушенно сжимает ручки в пуховых рукавичках старушка-божий одуванчик.
Приятно, что меня все еще считают молодым человеком.
Спокойно отряхнув с пальто снег, я возвращаюсь в зал ожидания, присаживаюсь на канареечное креслице.
Что-то надо делать. Срочно. Что? Пока не знаю. Если не знаешь, что делать, думай. Но не думай о белой обезьяне. Тогда о чем?
Спасать Петю со товарищи, как выяснилось, вовсе даже не нужно. А нужно, наоборот, спасать компьютерные сети от нового вируса "перестройка". Но сделать это одному мне явно не под силу. Помощи, однако, ждать неоткуда. Крепчадов продолжает играть в свою игру, и даже катастрофы его, судя по всему, не смущают. Вызвать подкрепление из "Кокоса"? Но когда еще ребята подъедут... А подъедут - и что? Что я им скажу? Не думайте, ребята, о белой обезьяне? А о чем? О том, что "Тригон" должен работать бесперебойно. Это улучшает настроение и, возможно, процесс пищеварения. А также потенцию.
Парррам, парррам, парррам...
Ха! А ведь в этом что-то есть... Только тсс-с-с... Даже мысленно ни гу-гу! Кажется, благоразумненький Буратино вновь нашел утерянный было золотой ключик.
Да, но "Тригону" сейчас никто и ничто не угрожает. Спасатели уехали, комиссия почти вся разбежалась...
Нет, угрожает. Ровно в десять соберутся остатки этой несчастной комиссии, и тогда... Молчаливый молодой человек наверняка что-нибудь придумает. И экстрасенс, кажется, многое понимает. И даже пожарный... Значит, "Тригон" нужно сберечь, ведь это -уникальное средство исследования Вселенной. И сделать это могу только я. "Тригон" должен быть спасен! Спасен! Во что бы то ни стало!
Глава 26
Институт по-прежнему оцеплен. Но уже не охранниками, а гвардейцами. Пятнистые меховые куртки, тяжелые рубчатые ботинки, длинные ножи на широких поясах. Хорошо хоть, без автоматов. Кто же это, интересно, вызвал вояк? Сапсанов в больнице, да и полномочий у него таких нет. Разве что вечером очнулся и с перепугу позвонил... кому? Министру обороны?
- Сюда нельзя! - загораживает мне дорогу скуластый широкоплечий парень.
- Я - член комиссии по расследованию случившейся здесь аварии. Вот мой пропуск.
- Опять? - ухмыляется парень. - Хоть бы что пооригинальнее придумали! Вы уже пятый, кажется... член. Не знаю я никакой комиссии. Штатским проход запрещен - и точка!
Ах ты...
- У меня особые полномочия. И я не советую вам чинить препятствия! Очень не советую! Где командир? Вызовите! Срочно!
- Будет он из-за каждого... на мороз выходить... В проходную зайдите, спросите лейтенанта Шишкина.
- Ваша комиссия распущена, - огорошивает меня розовощекий лейтенант. - Ничем не могу помочь.
- Должны помочь. Я выполняю поручение Правительства, - спокойно говорю я, протягивая телеграмму. - Кто от вас руководит операцией и где его найти? У меня есть для него срочное и важное сообщение.
Лейтенант, потребовав на всякий случай паспорт, нехотя открывает дверь, ведущую во двор института.
- Майор Метляев Станислав Федорович. Я вас провожу.
По углам корпуса семь, на границе "зоны ужаса", стоят бээмпэшки с работающими двигателями. Но лейтенант ведет меня мимо них, мимо торца корпуса семь и дальше, мимо четырехэтажного, белого кирпича, здания, в котором заседала наша горе-комиссия. Здесь еще одна бээмпэшка с задранным круто вверх стволом пушки.
Рядом с нею - несколько военных в пятнистых куртках. Один из них показывает рукой в сторону небольшого строения, окруженного высокой металлической решеткой. За решеткой - два похожих на китайские фонарики мощных трансформатора,
Ага, это подстанция, шатающая институт электроэнергией. Ее что, будут сейчас атаковать?
Да, похоже на то. Двое солдат бегут к забору, мелко перебирая ногами и вздымая облачка снежной пыли. Не добежав до решетки метров двадцать, они, резко затормозив, недоуменно озираются по сторонам и, словно мальчишки, впервые увидевшие боевую машину пехоты, мчатся к ней, уже совершенно не боясь поскользнуться. На снегу, совсем недалеко от того места, где топтались солдаты, что-то темнеет.
- Товарищ майор, тут у гражданина правительственная телеграмма какая-то, - говорит мой конвоир, едва мы приближаемся к Метляеву... как его? Станиславу Федоровичу. Тот, витиевато выругавшись, обрезает лейтенанта:
- Подожди, сейчас не до этого. Мне бойца вытащить надо. Так что случилось, орлы?
"Орлы", тяжело дыша, буравят глазами снег возле ног командира. Кажется, еще мгновение - и он начнет таять. Я смотрю в сторону подстанции. Бесформенное зеленое пятно в двадцати метрах от ограды - солдат.
- Все понятно... - Отчаявшись дождаться ответа, майор поворачивается к держащимся поближе к корме БМП (видно, там чуть теплее) солдатам. - Кто пойдет на выручку Петрову? Добровольцы есть?
Судя по гусеничным следам на снегу, они уже пытались пройти к Петрову на БМП. Ишь, как ее крутило...
- А вы сами попробуйте, господин майор, - раздается негромкий голос.
- Добровольцы пойти со мною есть? - спокойно переспрашивает Метляев.
- Разрешите мне? - раздается тот же негромкий голос. Из-за кормы бээмпэшки выходит высокий нескладный юноша с большими грустными глазами.
Так... Столкнулись характеры... Они сейчас там оба лягут, а спасателей с их веревками здесь нет. Видать, эти "орлы" - те же "герои". Безумству храбрых поем мы... похоронный марш.
А что, если...
- Извините, господин майор... Позвольте, я вас заменю!
- Кто вы такой? - сверлит меня взглядом Метляев.
- Главный эксперт распущенной вами комиссии, Полиномов Павел Андреевич. Если хотите проявить мужество и героизм, то есть лечь рядом с Петровым, - машу я рукой в сторону подстанции, - то идите сами. И вряд ли потом кто вас вытащит. А если хотите спасти бойца - разрешите мне вместе с ефрейтором.
- С каких это пор штатские командуют военными? - тяжело спрашивает майор.
- У меня... У меня приборчик специальный есть, - говорю я. - Который защищает от беспричинного страха. Он индивидуальной настройки, я его только вчера оковал. Хочу испытать. Разрешите?
Метляев косится на мой кейс.
- Не будем медлить, господин майор. Там человек замерзает.
- Ладно. Задачу вы, я вижу, уяснили хорошо. Вперед - марш!
Я сую лейтенанту свой кейс, поясняю удивленному Метляеву: Приборчик у меня в кармане! - и, в два прыжка догнав не спешащего выполнить приказ ефрейтора, увлекаю его за собой.
- Слушай, ефрейтор... Как только почувствуешь, что дальше идти не можешь, останавливайся. Я до тебя Петрова дотащу, дальше вдвоем. А вздумаешь проявить героизм - ляжешь рядом. Обоих вас я не вытащу, силенок не хватит. Договорились?
До лежащего гвардейца - метров пять, де больше. Зловеще скрипит под ногами снег. От морозного воздуха перехватывает дыхание. Или это уже - от ужаса? "Тригон" должен быть спасен! "Тригон" должен быть спасен!
- Стой... Дальше не ходи...
- А приборчик?
- Он настроен на меня одного.
Ефрейтор останавливается. Я оглядываюсь. Огромные глаза, расширенные зрачки, перекошенный от ужаса рот...
- А-а-а!..
Круто повернувшись, ефрейтор бросается бежать, поскользнувшись, падает, отчаянно пытается встать... Черт с ним. Главное "Тригон". "Тригон" должен быть спасен. Но для этого перво-наперво я должен вытащить солдата. Вот он, в двух шагах. Шапка лежит рядом, мягкие вьющиеся волосы припорошены спетом. А щеки уже смертельно белы: отморожены.