Только Софьиванна более-менее благополучно выпуталась из тенет "новой вары". Вернулась на фирму, оформила прогулы отпуском за свой счет и... И вот уже вторую неделю напрашивается ко мне в гости. Очень уж, наверное, хочется ей свою квартиру для дочери освободить. Дочку, кстати, Софьиванна от поклонения "общему богу" уберегла. Но главбухша - единственное известное мне исключение. А остальные...
Так почему же мир остался прежним? Кто мне объяснит?
Придется в скверик к пенсионерам сходить. Уж они-то все знают, все ведают.
Возвращаясь на кухню, я на секунду останавливаюсь перед неким предметом, затиснутым между диваном и сервантом и задрапированным простыней, словно не открытый еще мини-памятник неведомому вождю.
Сколько мороки было, пока я привез его домой. И зачем? Зачем я это сделал? Тоже никто не надоумит, не объяснит. Эх, Гриша-Гриша...
Глава 26
Вернувшись домой в середине дня, я сбрасываю плащ и туфли, ставлю вариться кофе и, ворвавшись в комнату, выкатываю на ее середину супернейрокомпьютер, укрытый простыней.
Ррраз... Памятник открыт, господа! И шлем-корона тоже здесь. Ну, начали?
Нет. Сначала кофе и сигарету. Как перед казнью. Уже второй за последний месяц. Да, еще одно...
- Род, запиши в мой файл "сугубо личное". Сегодня, пятнадцатого сентября, мой сын Виктор увел в храм "общей веры" мою невестку Юлию, внука Сашеньку и внучку Машеньку. Моя дочь Марина второй день не приходит домой. Внука Ванечку я поручил заботам Анны Федоровны, соседки, которая помогает мне по хозяйству. Ни терминал, ни даже просто телефон моей бывшей жены не отвечает. Автоответчик сообщает, что она ушла в храм "новой веры" и страстно призывает присоединиться к ней. Ее новый муж Крепчалов Виталий Петрович неделю назад покончил с собой. И я решил... Подожди, кофе...
Я мчусь на кухню и успеваю как раз вовремя: темное варево в джезве только-только начинает шуметь. Так... И пару чайных ложечек коньяка. Кто знает, придется ли мне еще когда-нибудь...
- Да, Род, - вспоминаю я, возвратившись в комнату с чашечкой и блюдечком в руках. - Если случится так, что в течение суток подряд я, находясь дома, ни разу к тебе не обращусь, ты должен переслать сегодняшний файл "сугубо личное" Воробьеву Святославу Ивановичу, в ГУКС, и Скрипачеву Константину Сергеевичу, моему заместителю, в "Крокус". Пиши дальше: нейрокомпьютер Петра Пеночкина, который после Общего Шока разыскивали милиция и АФБ, был похищен мною. И хотя мой недруг из службы безопасности, Грибников, уволился и подался в ближайший кинотеатр, с возвращением компьютера я медлил. Потому что после Общего Шока я, хоть и не сразу, а вспомнил: забрать компьютер и шлем мне приказал Порогов Мефодий Кузьмич, тот самый, который убил Пеночкина. Полагаю, он знал, для чего это нужно. Но сказать мне не успел, потому что началась "ламбада".
- Простите, не понял. "Ламбада" - танец, бывший очень популярным в конце двадцатого века, и в контексте...
- Пиши, как я сказал, "ламбада", адресаты поймут. Далее. Семинария, для которой мы выполняли срочный заказ, контракт расторгла. Несмотря на выплаченную неустойку, моя фирма практически разорена. В сложившихся условиях я решил... подожди, сейчас...
Отодвинув опустевшую чашечку, я делаю то, чего не делал уже много лет: закуриваю прямо в комнате.
- Я решил надеть шлем, включить нейрокомпьютер и попробовать заглянуть в "тонкий мир" самостоятельно. Что-то в нем, и этом мире, наверное, разладилось, если матери бросают детей, а такой мужчина, как Крепчалов, пускает себе пулю в лоб. Подробности пусть поищут в файле "сугубо личное" у Черенкова. Если там что-то есть про эгрегоры и прочую метафизику. Именно этим я и хочу заняться. Заявляю сне в твердой памяти и здравом уме, поскольку другого выхода просто не вижу...
У меня осталось только полсигареты. Как я загнул насчет здравого ума? Воробьев, конечно, усмехнется. Ну и ладно. Но хоть что-то будут знать. А то от Гриши ничего не осталось, от Пеночкина, в сущности, тоже. Кроме нейрокомпьютера. Он заварил кашу, а я теперь расхлебывай. Как впрочем, и всегда. Должность, видать, у меня такая: исправлять ошибки, допущенные непризнанным гением и героическим счастливизатором человечества, создателем артегомов Петей Пеночкиным.
Ну-с, приступим? Никакой инструкции по сборке этого конструктора, конечно, нет. Но Петя был - до того, как податься в гении - неплохим инженером. А инженерная логика, в отличие от женской, одна и та же для всех. Вот шлем с сотнями пленочно-точечных сенсоров. Внутри короны, видимо, - пленочные же предусилители и СБИСы системы уплотнения-разуплотнения каналов. Снаружи два сверхширокополосных "гольфстрима", каждый обслуживает половину сенсоров, то есть обеспечивает связь нейрокомпьютера с одним полушарием головного мозга. Вот сам нейрокомпьютер с двумя такими же чудо-адаптерами "гольфстрим". На что он был первоначально запрограммирован, этот компьютер? До того, как его суперсложная нейросеть начала самообучаться? Нейрокомпьютер получает два мощнейших потока информации, работает в реальном масштабе времени - и что делает со всеми этими гигабитами? К тому же его третий вход/выход непрерывно связан с компьютерными сетями всей планеты, в том числе и с отдельной сетью артегомов. В обычные компьютерные сети артегомов не допускали - до вчерашнего дня. Но после недели многотысячных демонстраций, от Парижа до Нью-Йорка и Токио, запрет был снят. И что теперь будет одному создателю известно. Создателю артегомов, я имею в виду.
Непогашенный окурок жжет пальцы, и я с остервенением гашу его о край блюдечка.
А может быть, не надо? Ну почему - я? Вот сейчас позвоню Воробьеву, он - начальнику Грибникова... Через полчаса у меня компьютер и шлем-корону заберут. Ну, по допросам начнут таскать. Отобьемся. Женька Рымарев в обиду не даст.
А сын? А дочь? А жена, хоть и бывшая? Аэфбэшники три месяца будут пытаться понять, что это такое, а потом поместят нейрокомпьютер и корону в камеру вещдоков - и дело с концом...
- Род, записывай в файл "сугубо личное": я надеваю шлем-корону, включаю нейрокомпьютер, жду, пока он самопротестируется и войдет в режим. Программист Петя был великолепный, надеюсь, процедура запуска у него автоматизирована. Вся электроника, которая упрятана в шлеме, питается от высокоэффективных солнечных батарей, покрывающих почти всю наружную поверхность короны, спрятанную за зубцами. Поэтому на Петю, когда он сидел на троне, и были сверху направлены три прожектора. Но сейчас день, я сижу затылком к окну, освещенности должно хватить. А вечером я подключу к шлему автомобильный аккумулятор. Да, "гольфстримы" запустились. Пошло, пошло, поехало... Нейрокомпьютер включился штатно, он только что сообщил мне об этом. Телекамера, установленная в трехстепенном кардановом подвесе над компьютером, пришла в движение. Включился ее микрофон. Зато у меня начались проблемы со слухом и зрением. Я слышу словно бы гул, гул от множества далеких, едва слышных человеческих голосов. А вижу все словно через туманную дымку. Нет, не так: словно все, что я вижу - лишь проекция какого-то слайда на туманную дымку. Чье-то лицо. Я отчетливо вижу чье-то лицо. Пеночкин! Нет... Нет... Какой-то человек сидит в моем рабочем кресле. Род, все записывай! Все, до единого слова!
Я, наконец, узнаю своего гостя. Это Мефодий. На нем все та же черная ряса, на груди - тяжелый бронзовый крест. На лице его нет и следов побоев, но оно светится печалью человека, лишь ненадолго вернувшегося из мира теней на землю и знающего, что времени ему отпущено немного.
- Ты... жив? - задаю я вопрос из тех, на которые невозможно ответить отрицательно.
- В некотором смысле - да. Так же, как лишь в некотором смысле жив и ты.
- Как ты сюда попал?
- Ты забыл запереть входную дверь. Поговорим?
- Ты... знал, на что шел?
- Знал. На великий грех: убийство человека. К тому же я осквернил крест, спрятав в нем оружие. Долго мне эти грехи избывать придется, очень долго. Никому не пожелал бы... Но другого способа я не нашел. Искал, но не нашел, понимаешь?!