– А ты попробуй, размазня, – с издевкой произнесла Первосущная. Презрительно уставившись на девчонку, она скрестила руки на груди и, клокоча, захохотала. – Возьми грех на душу. Пореши и себя, и предателя. Мне плевать.
– Давай, не будь слабачкой, – тихо, так, чтобы слышала лишь Анезка, просипел Вильям, – сделай что-нибудь. Раз ввязалась, держись до последнего. Иначе стерва поймет, что ты блефуешь.
Обидной фразы оказалось достаточно, чтобы задеть и без того уязвленное самолюбие наивной, уставшей бедолаги. Безумно тараща глаза, она продолжила начатый порез, твердой рукой ведя по нежной податливой коже. Кровь заструилась сильнее.
– Мне продолжать? – все глубже продавливая древесный коготь, поинтересовалась полукровка.
Королева побледнела. На ее лице отразилась упорная борьба, приведшая к неприятному заключению: кретинке и впрямь нечего терять. Скривившись в ненавистной гримасе, ведьма опустилась на землю и раздраженно выплюнула:
– Хрен с тобой. Я согласна.
Облегченно выдохнув, девушка свободной рукой пригласила главное чудище пойти первой. Стоило Ирике очутиться на несколько шагов впереди, как спасительница отшвырнула мужа и, под звериный рык сородичей, прислонила заостренный палец к глотке новой заложницы. Так ни у кого не возникло бы желания противоречить ее воле. Тем временем, освободившийся Вильям ринулся ко мне. Он успел как раз вовремя, чтобы не дать рухнуть лицом в снег. Даже верное оружие, на которое я опиралась, не уберегло бы от позорного падения. Осторожно подняв мое тело, помощник лукаво улыбнулся и официальным тоном уточнил:
– Не против объятий?
– Тащи уже наши задницы к лодке, если не хочешь хоронить мой труп! – огрызнулась я, устало опуская голову на его широкую грудь, и позволяя себе расслабиться.
***
Никогда я не чувствовала себя более беспомощной и уставшей. До сих пор раны представлялись чем-то простым, неотъемлемым и мгновенно проходящим. Человеческие пули не причиняли вреда, а прочее запросто лечилось белой или черной магией. Теперь же я понимала страдания живых существ, и, где-то в глубине души, просила прощения у каждого из тех (вплоть до отъявленных негодяев), кого бросила умирать от долгой мучительной смерти. Никто не заслуживал бесконечно длившейся невыносимой боли. Испытывая ее во всей красе, я мечтала об одном: хоть на минуту оказаться в объятьях Морфея. Но выносливое, натренированное тело имело другие планы: отчаянно бороться за ясность ума.
Мир вокруг мерещился пылающим ледяным адом, кошмаром, не желающим отступать. Кровь, не останавливаясь, сочилась везде, где находила выход. Голова кружилась в пьяном танце. К горлу подкатывал обжигающий ком тошноты, вот-вот норовивший запачкать куртку спасителя не только жидкостью алого цвета. Пальцы, слипаясь между собой, хватались за его одежду, глаза выползали из орбит, а хрип, вырывающийся из гортани, заставлял представлять себя именно той, кем я являлась – разваливающейся на части столетней старухой. Но наиболее отвратительно было не то, что я смертельно устала и ощущала себя никчемной бесполезной ношей, а то, что мне было чертовски страшно. Второй раз в жизни я боялась так, что сводило скулы и подкатывали слезы. Лишь ощущение теплой ладони на посиневшей щеке не давало впасть в агонию и окончательно сдаться. Ее обладатель, не прекращая, повторял, что спасет меня, и гнал снегоход так быстро, как мог. Он сдержал обещание. Стоило нам оказаться в безопасной зоне, как наступило облегчение.
Мы провели на воде полчаса, прежде чем мои конечности обрели уверенность, а сознание вернулось в рамки осмысленности. Все это время Анезка пристально следила за королевой, а Вильям убаюкивал меня на коленях.
– Думаю, пора, – прохрипела я не своим голосом, с трудом поднося руки к лицу.
– Не надо, – осторожно перехватывая их, укоризненно потребовал парень. Догадавшись, что я собираюсь сделать, он недовольно нахмурил лоб. – Со мной ты можешь быть собой, когда захочешь. Не нужно прятаться. Излечись, а когда выберемся из дерьма, подробно обсудим твои комплексы, – пошутил гаденыш, аккуратно укладывая дрожащие ладони себе на грудь.
Попытка улыбнуться выглядела жалкой и немощной. Я собиралась воспротивиться, но Вильям так ободряюще кивнул, что возражения разом улетучились. Привычно опустив ресницы, я протяжно втянула носом живительный воздух. Зрачки залило золотом, тело дернулось, выгнулось в неестественной судороге и затрещало. Кости, заставляя кричать, болезненно встали на место и моментально срослись. Сухожилия вновь обрели эластичность, а синяки и ссадины исчезли, будто не бывало. Мелкие порезы затянулись, не оставляя следа, и только глубокие дырки от рогов зарубцевались и превратились в уродливые искореженные кляксы на плотно шрамированной спине. Так уж сложилось, что враги подбирались ко мне исподтишка.