И между прочим, не только лица их изменились. Разновеликие каблуки полуботинок сделали Лешего выше, а Змея уменьшили в росте. Вшивные рукава сюртука Лешего сглаживали крутизну его плеч, а под теми же швами на сюртуке Змея портной пристроил накладные плечики из ватина. Ноги Лешего в узких брюках с мятой стрелочкой, а на Змее брюки, слегка расклешенные от бедра. И в итоге, Леший выглядел более худым, чем всегда, а Змей — более плотным.
В зеркале отразились их спины — искусственно суженная и искусно расширенная. Оба наклонились к рюкзакам, где оставалась еще одна важная, очень важная деталь туалета. По паре белых перчаток из шелка.
Спрятав папиллярные узоры пальцев и судьбоносные линии ладоней под тонким шелком, порученцы забрали из рюкзаков последнее. Леший засунул за пояс четыре цилиндрические дымовые шашки, которые легко воспламеняются и с ужасным зловонием дымят, если оконечностью шашки чиркнуть, как спичкой, обо что-нибудь достаточно твердое и плоское. Замечательные шашки, сделанные в Уругвае для нужд местной полиции, Леший пристроил с левого бока. С правого бока за поясом он пристроил садовые ножницы. Сзади уткнулся ему в ягодицу ствол револьвера «магнум». Удивительно, но сюртук застегнулся, хоть и был внешне узок, и ничего ниоткуда не торчало, не выпирало. Воистину, хорошие портные это просто волшебники!
Змей опоясал себя ремнем, на котором висели две расстегнутые кобуры, и оттуда торчали рукоятки пристрелянных им вчера пистолетов. Из всего оружейного изобилия, что продемонстрировал накануне Леший, Змей выбрал дуэт старых добрых «стечкиных», старых знакомых. Полы нарочито свободного сюртука надежно спрятали пистолеты от посторонних глаз, хотя пуговицы и остались расстегнутыми, что еще дополнительно полнило фигуру.
Использованные одежда, обувь и поклажа лежат на полу сиротливыми кучками. Вот удивятся следаки, когда будет установлено, что экипировку от тех же производителей недавно заказали чинуши с погонами специально для «Альфы». И это еще один «подарочек» для Шерлоков Холмсов и майоров Прониных.
Леший и Змей перешагнули брошенное на полу, подошли к двери. За дверью по-прежнему доминирует все та же музыкальная тема, и все те же шумы ей сопутствуют. Леший протянул руку в белой перчатке к задвижке... В дверь постучали!..
Тем и важна задвижка, что без стука в клозет не войдешь. Без тихого «тук-тук», как сейчас. Или без стука плечом, вышибая все и вся. В любом случае задвижка дарит фору во времени.
Тук-тук... Рука Лешего замерла. Оба порученца подумали об одном и том же — приближающихся шагов за дверью они не услышали. Да, разумеется, и звуковой фон мешал слушать, и шуршание одежд при переодевании, но все же. Они находились так рядом с фанерной перегородкой, снабженной петлями и задвижкой, так рядом, что хоть чего-то их уши ну просто обязаны были уловить...
Получается, что кто-то ПОДКРАЛСЯ с той стороны?..
Кто-то легким, невесомым шагом подошел и...
И вот опять: тук-тук... Робкий такой стук. Подозрительно робкий...
Порученцы пана Аскольда, словно пара бестелесных созданий сместились к стенкам по обе стороны от дверных косяков. Рука Лешего потянулась к «магнуму», руки Змея распахнули полы сюртука и легли на рукоятки «стечкиных»...
— Па-па... — прозвучал за дверью тоненький голосок совсем маленького ребенка. — Папа, мальциски мне сказку слусать не дают...
6. Отрезанный палец
За порогом стояла девочка. Немудрено, что порученцы не услышали, как она подошла, — на ножках у ребенка мягкие домашние тапочки, и весу в ней — килограммов 20 не наберется.
Совсем кроха, лет четырех от роду, она глядела снизу вверх подкупающе доверчиво и умилительно серьезно на двух теснящих друг друга дяденек, полностью загородивших собой дверной проем, закрывших обзор.
— Дяиньки, а где мой папа? — она спросила без малейшей интонации страха, слава тебе господи.
— Твой папочка играет с нами в прятки, — брякнул Змей первое, что пришло в голову, как сумел, ласково и осторожно, оттеснил девочку подальше за порог. И Леший, выходя, смещался так, чтобы продолжать закрывать обзор, чтоб, не дай бог, девочка не видела своего родителя в позе, параллельной плинтусу.
— Пойдем. — Змей нагнулся к малышке, она послушно взяла его за руку. — Пошли туда, откуда ты пришла.
— Там, — ребенок потянул Змея, — мальтиски там не дают мне сказку дослусать! А где мой папа? Папа заходил, позвал меня пи-пи сделать, а я не хотела, а где он, мой папа?
— Он спрятался, но мы его найдем. — Змей и девочка прошли мимо следующей двери. — Ты, главное, не бойся.
За спиной у напарника с ребенком кашлянул Леший. Змей обернулся и кивнул — ага, мол, понял, глупость сморозил, с языка сорвалось у идиота «не бойся». Мозг человеческий, тем более детский, отрицание «не» усваивает фигово. Об этом Змей знал, это помнил, когда весной 91-го, скажем так, разгипнотизировал экспресс-супермена, посланного к нему, к реальному суперу. Но появление маленькой девочки вышибло суперпорученца из седла, говоря образно. Все смешалось в душе у Змея, помутнело сознание. Сразу стало щемяще, по-человечески жаль чернявого, оставшегося в клозете лежать в отключке. Сбились внутренние часы, которые подстегивали да подхлестывали, напоминая о необходимости держать темп в текущей фазе акции. Девочка как бы явилась из другого жанра, из мелодрамы да в жесткий, мужской боевик. Как будто напоминание о том, что жизнь гораздо сложнее и многограннее, чем в принципе не очень и сложная наука выживания, вопреки всем и всему.
— Мой папа выглает у вас в плятки! — заявила девочка. Подняла глаза, хлопнула ресницами и добавила: — Вот! Вы плоиглаете! Мой папа лучше всех иглает на склипке! Вот! И в плятки! Вот!
— Тогда мы лучше сразу сдадимся. — Змей попробовал улыбнуться, но ему помешали тампончики-колбаски на деснах.
За руку с девочкой, ведомый ею, Змей прошел мимо еще одной двери, и малышка потянула за дверную ручку третьей.
За третьей от клозета дверью скрывалось нечто вроде симбиоза гримуборной и раздевалки. Слева на вешалках болтаются снопами потертые дубленки, пальто, шубейки из искусственных мехов, со стульев свешиваются пиджаки, свитера, джинсы, блузки, под стульями шеренги уличной зимней обуви. Справа к стене, к зеркалам, в обрамлении лампочек, прижались столики, на столешницах лежат фены, расчески, пудра, кремы. А в дальнем конце под окном на полу играют в машинки карапузы мужского пола, соорудили препятствия из подручных предметов и гоняют меж ними игрушечные автомобильчики.
— Вот! — девочка вырвала ладошку из руки Змея, подбежала к мальчишкам и ткнула пальчиком в препятствие, в CD-плеер на полу. — Папа засол, видит, я не играю, и плеер мне папа достал, вот! Сказку мне папа поставил, а они... — и девчушка образцово-показательно разрыдалась.
— Отдайте ей плеер, — хотел сказать строго, а получилось, что попросил карапузов Змей.
Карапузы чего-то дружно залопотали в ответ на своем детском неразборчивом наречии. Девочка, хлюпая носиком, подскочила к ним, схватила папин плеер, потянула его за провода наушников.
— Дети! — гаркнул из-за плеча напарника Леший. — А ну-ка мне все тихо! Сидеть всем, как мышкам. Сейчас мы с директором вернемся, он вам задаст! Он устроит трам-тарарам! Вы еще его трамтарарам услышите!
Слово «директор» оказалось волшебным. Малыши и малышка замолкли на диво покорно. И съежились как-то совсем не по-детски. От мам и пап, наверное, из их взрослых разговоров усвоили с малолетства, что директор — это страшнее, чем гоблин, орк или Змей Горыныч.