Перебравшись в «мерс», перенеся в него с чужой помощью Лешего, раненый Змей разрешил себе потерять сознание...
7. Нет пальца — нет проблемы
— Как сегодня ваше ничего? — Аскольд Афанасьевич подвинул ореховый стул на причудливо изогнутых ножках поближе к воистину королевскому ложу Змея и, сказавши: «Уф-ф...» — опустил толстую задницу на жалобно скрипнувшие под шелком обивки пружины.
— Спасибо, лучше вчерашнего. Никогда не выздоравливал в столь шикарных условиях.
— Ай, бросьте. — Пан Аскольд махнул пухлой рукой, типа, отмахнулся от благодарностей. А благодарить было за что — палату люкс в пентхаусе вельможного пана оборудовали не только с шиком, но и с умом и даже с претензиями на дизайнерские изыски. Все необходимое для контроля состояния раненого, все медицинские приборы были органично вписаны в интерьер, ничего не дразнило глаз, ноздри приятно щекотали ароматы живых цветов, и чистота круглые сутки поддерживалась стерильная.
— Олег Викторович, я, конечно, профан в... гм-м... в вашей области, но, по моему дилетантско-профанскому мнению, совершенно напрасно вы, господин супермен-порученец, пренебрегли бронежилетами.
— Сказались проблемы в образовании — нас учили работать без всяких «броников». Да и костюмы, специально сшитые, чтоб изменить визуальное восприятие образа, не предполагали поддевку. И ребятишкам Ольховского, как вы видели, «броники» не помогли решить поставленную им задачу. Да и ретивого негра жилет не спас. Бронежилет страхует, а не спасает, а мы страховали друг друга и спаслись, и задачу выполнили.
— Вы сегодня разговорчивый, Олег. Меня этот факт, признаться, обнадеживает — сразу видно... гм-м... вернее, слышно, что пошли на поправку.
— Вы правы, у меня сегодня словесный понос. Такое случается иногда на радостях. Док заходил и обрадовал — теперь Леш... то есть Игорь, точно выживет, кризис миновал, слава богу.
— О да! Доктор и меня успел порадовать этим известием. А то, знаете ли, я... гм-м... грешен! Сомневался я! Две тяжелейшие операции, это, знаете ли... Доктор сказывал, что исключительно за счет богатырского здоровья наш Игорек выкарабкался... Олег, вы не против, если я закурю?
— Господь с вами, Аскольд Афанасьевич, вы у себя дома, стоит ли спрашивать разрешения?
— Э-э нет, голубчик! Ошибаетесь — я у НАС дома! Мы все одна шайка-лейка, в одном ковчеге бороздим, так сказать, гребаный океан бытия. И я, так сказать, капитан ковчега, а не рабовладелец на галере. — Пан Аскольд, издав свое фирменное «уф-ф...», приподнял туго обтянутую твидом задницу, вытащил из кармана брюк портсигар и простецкий коробок спичек. — Вы знаете, зачем я пришел? — спросил, плюхаясь задницей обратно на стул.
— Узнать, как мое ничего.
— И это тоже, но... гм-м... — Он продул папиросную гильзу, смял ее, сунул в зубы. — Вы член команды... — Он чиркнул спичкой, прикурил. Горелую спичку засунул в коробок, как это делали в далеких 70-х, сунул ее под донце выдвигаемой коробочки. — Да! Кстати! Проверка ваша успешно завершена! Все ваши слова, а я и не сомневался, подтвердились. Хе-е!.. Ну и шухер вы устроили в девяносто третьем в Энске, милый вы мой!.. — Аскольд Афанасьевич вкусно затянулся. — А ваш ростовский мент жив-здоров, до майора дослужился, с вокзала на повышение пошел, на кабинетную должность. Бабки стрижет — немереные! А знаете, на что он их тратит? В жизни не догадаетесь! Проверяльщики случайно узнали. Комедия! Он — сектант! Свидетель Иеговы. Узнай об этом его руководство — поперли бы верующего из органов только так. Хе-е... — Пан Аскольд стряхнул пепел в приоткрытый коробок, пачкая концы спичек без серы. — Вы, Олег, полноправный, гм-м... член моей... гм-м... нашей команды, и я счел необходимым, чтобы вы были осведомлены, за что, так сказать, кровь проливали.
— А может, не стоит? Я осведомлен, что у ныне беспалого Б. Ольховского имеется в хозяйстве сейф, оборудованный дактилоскопическим датчиком с настройкой на папиллярные линии большого пальца правой руки, и в этом конкретно сейфе хранится... Или хранилось нечто крайне для вас... для нас важное. Может, достаточно информации для раненого члена команды ковчега в ранге старшего матроса, а? Я, правда, вполне удовлетворен тем, что уже знаю. Честное матросское.
— Э-э нет! Вы не матрос, вы... гм-м... старпом! Да-с! Я не грузил вас лишними знаниями лишь потому, что... гм-м... что... на тот случай, гм-м...
— Если я, особый порученец, — помог Змей, — попаду в плен во время проведения акции и подвергнусь допросу.
— Да! Для вашего... для нашего общего блага. Но в плен вы не попали, вы дома, вас проверили, вы доказали кровью, и я считаю нужным, чтоб вы знали, в чем... гм-м... в чем фишка операции «отрезанный палец». — Аскольд Афанасьевич втоптал окурок папиросы в коробок. — Фишка в том, что с тех пор, как Беня лишился пальца, его самый заветный сейф НЕВОЗМОЖНО открыть. Кремниевые сканеры сейфа одновременно с распознаванием рисунка на пальце измеряют и его температуру. Это сделано, чтоб исключить использование муляжей или, как в нашем случае, расчлененки... гм-м... правильнее — отчлененки.
— Обрубок или муляж из латекса можно нагреть до нужной температуры, скажем, в горячей воде.
— Можно, но у сейфа два сканера — для пальца-ключа и ладони владельца, и температуры должны совпасть.
— Так и оттяпали бы заодно и ладонь.
— Хе! И грели бы кисть в тазике? Хе-е... Идея хорошая, но сейф никто вскрывать и не собирался, напротив — задача была его заблокировать. Если бы вы потеряли добычу во время... гм-м... отступления, тогда у Бени остался бы шанс при помощи микрохирургии... ээ-э... восстановить... гм-м... ключ. Беня, дурачок, заказал сейф, который без пальца-ключа, я повторяю, НЕВОЗМОЖНО вскрыть.
— А если автогеном?
— Любое вскрытие, кроме... гм-м... санкционированного, провоцирует химическую реакцию, и все, что внутри, сгорает до состояния пепла. В сейфе автономный источник питания, годика через три он... гм-м... выдохнется, и... случится что?
— Содержимое самоуничтожится.
— Истинно так!
— Если наша цель де-факто уничтожить то, что хранится в сейфе, так не проще было бы по-простому шлепнуть Ольховского из снайперской винтовки? Заложить фугас по пути следования его автомобиля? Отравить, наконец?
— Проще, но Беня должен мне... гм-м... нам, должен нам астрономическую сумму денег и, учтите, исправно выплачивает долги крупными траншами. Нам выгодно, чтобы он жил как можно дольше, и в то же время нам ни к чему, чтоб действующий президент проиграл на выборах шестнадцатого июня сего года. Беня был, есть и будет немножко диссидентом. В перестройку он выступал немножко против социализма, сейчас он — немножко против демократии. Такая у него игра: немного свой среди чужих, немножко чужой среди своих. Ольховский сделал первоначальный капитал на смене курса в восемьдесят пятом, сколотил состояние на смене строя в девяносто первом и замахнулся откусить еще, сменив сложившуюся систему, провалив батьку Ельцина на выборах в этом году. А мы... гм-м... нет! Вы! Персонально вы ему помешали. Помните, в девяносто третьем Руцкой угрожал властям «чемоданами компроматов»?
— В девяносто третьем мне было не до политики.
— Гм-м... да! Да, простите, но... Но не скажите! Не скажите, кабы не события девяносто третьего — лежать вам до смерти в психбольнице, да-с!.. О чем я... Ага! О «чемоданах». Преувеличивал генерал — не чемоданы, конечно, а несколько канцелярских папок с документами, пара видео— и аудиокассет, и все это... ээ-э... добро на сегодняшний день надежно заперто в сейфе Ольховского! Я... гм-м... мы... нет! Вы! Вы заперли Бенин козырь!.. Хе-е! Обидно, что действующий президент так никогда и не узнает, кому он обязан переизбранием на второй срок. Обидно, правда?
— Да нет, не очень...
2006 год, зима продолжается
Секретные файлы
Запись третья
Когда же наконец ученые придумают панацею от всех болезней? Чтоб выпила одну таблетку или подставила ягодицу под шприц (хотя лучше, конечно, таблетку), и сразу все выздоровело. Ненавижу болеть!