– Это всё? – спросил Баатр у отца.
– Нет, это только вступление.
– А почему он замолчал?
– Молится.
– Отец, а страна Бумба в верхней стороне или в нижней?
– В нижней, там, где солнце встает.
– А кто-нибудь из нашего хотона бывал в Бумбе?
– Нет, сынок. Далеко от нас Бумба. Просто так в нее не попасть. Но туда можно переродиться – если накопить в этой жизни отваги и доблести, прослыть бесстрашным героем…
Джангарчи зашевелился, двинул по струнам рукой. Вновь пропел про пир шести тысяч богатырей, вновь богатыри стали озираться в поисках врагов, и великий Джангр вспомнил про мощного Бадмина-Улана, который пощадил его в давние годы, а теперь грозился согнать народ Бумбы с родной земли… И хоть озирались все шесть тысяч богатырей, но не нашлось во всей стране смельчаков кроме трех трехгодовалых мальчиков, которые вызвались доставить врага живым во дворец…
Замолк джангарчи, когда заалела заря, а юные храбрецы доставили великому властителю его давнего соперника.
Чувствовал Баатр, как громко стучит его сердце, как бьется кровь в кончиках пальцев, как искры пронзают занемевшие ноги. Баатр взглянул на отца, на дядьев – и не узнал их. Они вдруг распрямились, помолодели, морщины вокруг глаз и ртов разгладились. Казалось, они прямо сейчас готовы отправиться совершать подвиги, если б только великий Джангр или Белый царь указал им землю, где обитают враги.
Джангарчи сидел теперь неподвижно, словно прирос к кошме, которую заря окрасила в нежно-розовый цвет. Слушатели подходили к нему, желали долгих лет, сильного голоса, богатства и счастья, вручали подарки: табак, арьку, деньги. Джангарчи принимал подношения с легким наклоном головы. Отец и дядья тоже вручили джангарчи по монете, подвели Баатра. Лицо у Баатра пылало, язык горел, он так много хотел бы пожелать джангарчи, но не знал должных слов и молчал.
– А я для тебя пел, мальчик, ты понял? – вдруг сказал джангарчи.
Для него?! Баатр совсем смешался.
– Не забуду вашей милости! – пробормотал Баатр.
– Это честь для всей семьи! – восхитился отец. – Быть тебе, сынок, героем! – И рассыпался в благопожеланиях джангарчи.
А между тем край солнца показался из-за кургана, осветил пятицветные флажки с текстами молитв, ленточки и тряпицы, завязанные на шестах. И вдруг за спиной грянула музыка. Баатр слышал такую на праздник Зул, когда в хотон приезжали монахи-гелюнги, дудели в трубу, били в медные тарелки, звенели колокольчиками. Но сейчас звук был мощнее, значительнее, торжественнее. Баатр оглянулся. В лучах рассвета, теперь весь розовый, сиял Балдыр-хурул, и толпа народа, пешего и конного, собралась перед ним.
– Поспешим, служба начинается! – заторопил всех старший дядя.
У закутанного в белую овчину, украшенного лентами тополя их окликнул сидевший верхом на жеребце Бембе:
– Айда, Батырка, ко мне, лучше видно будет.
Отец помог Баатру взобраться на круп коня. Сквозь проем открытых дверей Баатр увидел золотое убранство храма. С двух сторон от фигуры Бурхана-бакши сидели монахи в бордовых одеждах и хором читали молитву. Баатру не терпелось рассказать старшему брату про джангарчи, но тут грянули медные тарелки, загудели трубы, затренькали колокольчики, и монахи стали выходить наружу, неся в руках чашки с кислым молоком-чигяном и пучки голубоцветной вербены.
– Кропить, кропить сейчас будут, – заволновался Бембе. – Хочу, чтобы на моего Лыска попало. Тогда победа в скачках точно будет за мной! С фланга зайдем! – И он решительно направил коня, огибая человеческий муравейник справа, покрикивая время от времени «Поберегись! Поберегись!».
Лыско они окропили. Монах так рьяно махнул в их сторону, что не только морда коня, но и новый бешмет Баатра оказался заляпан жирными пятнами. Баатр забоялся гнева матери, но Бембе его успокоил. И вправду, мать нисколько не рассердилась, а когда отец рассказал ей про джангарчи, даже прослезилась от радости.
Выпив на завтрак джомбы, семейство отправилось на ярмарку, оставив Бембе сторожить имущество – мать строго наказала ему не спать, народу пришлого в станице много, могут стащить котел или еще чего.
Отец был в хорошем расположении духа, купил матери и сестре по отрезу материи, себе – фунт хорошего табака, Бембе – фуражку с красным околышем, а Баатру – ножик в чехле из телячьей кожи. Потом зашли в деревянный ряд, и тут Баатр увидел домбру. Она лежала на телеге среди дудок и свистулек, пахла свежей стружкой и лаком и еще чем-то непонятным.
– Отец, а тех денег, что мне дядья вчера подарили, на домбру хватит? – спросил Баатр.
Отец рассмеялся.