— Держи, княже, — шмыгнул носом Тимоня и протянул увесистый кошель с талерами.
— Пан Яцек Ковальчик, пани Ева Ковальчик, — коротко поклонился Владимир, — сегодня мы ели ваш хлеб-соль как гости. Однако после увиденного мы не можем считать вас людьми — люди так себя не ведут. Поэтому прошу принять деньги…
С этими словами он высыпал на снег талеры. Присутствующие ахнули — и от оскорбления, и от суммы, валяющейся на снегу.
— Не знаю, сможете ли вы поднять эти деньги, ведь нечистая сила не любит серебра. Однако даже бесам (толпа снова ахнула) нужно платить, когда ешь их пищу. Выстрелив в тех несчастных, мы заплатили бы душами, а так — только серебром.
Сказав это, Грифич без лишних слов сел в карету, разместились в каретах и остальные офицеры.
— Трогай, — приказал он кучеру.
Часть третья.
Петербург
Глава первая
Хотелось бы написать, что прибытие имперского князя в Петербург было триумфальным, но чего не было, того не было. Обоз с усталыми лошадьми постепенно рассосался в разных направлениях и к уланской слободе прибыло где-то с полсотни повозок, из которых почти три десятка — собственность попаданца. Расплатившись по чести с возничими-солдатами и отправив их в расположение собственных полков, Владимир же вылез из мехов, скинул епанчу[82] и вместе с Тимоней и несколькими солдатами принялся растаскивать добро по чуланам.
— Эк! — растерянно сказал верный денщик, — ну мы (он не отделял себя от командира) и обросли имуществом.
“Экать” было от чего — барахло банально не помещалось в доме… Ну да — попаданец просто забыл об этом факте, а точнее даже не забыл — он как-то не уложился в голове. Впрочем, на помощь пришли сослуживцы и взяли добро на сохранение. Отпарившись в полковой бане (были и свои, но полковая считалась “дежурной” и топилась каждый день) и отоспавшись, с самого утра улан принялся наносить визиты.
— Экий ты важный стал! — отечески сообщил ему престарелый однорукий ротмистр — Коренев Илья Лукич, оставленный на хозяйстве, — Грифич, значит…
— Он самый, Илья Лукич.
Беззубо (пятьдесят шесть годиков, что вы хотите!) улыбнувшись и обдав поручика запахом табака, капитан сказал тихонечко:
— Я ищо полтора года назад понял, кто ты.
— Не удивлён, Илья Лукич, — вежливо согласился офицер, — с вашим-то опытом и умом…
Вдоволь наобщавшись с офицерами, унтерами и ветеранами (да ты што, Ванька уже фельдфебель? Ну не зря я его гонял, не зря) принялся наносить визиты “дружественным” полкам. Не то чтобы очень хотелось, но так положено в эти времена — письма идут нечасто, да и грамотность у многих хромает, а информация из первых уст, да рассказы о геройствах сослуживцев, очень востребованы.
Впрочем, не только о геройствах…
— С бабы снял? С баронессы?! — хохочут егеря, — а она?
— А что она? — хмыкает поручик, — швырнула в меня туфлей и свиньёй обозвала — дескать “вдовствует уже пятый год и по мужику изголодалась, а в их провинции взглянуть на соседа нельзя, чтобы гулящей не ославили. А вот так вот никто не осудит — насилие над женщинами на войне, дело привычное”. Так что прогнала меня вон, а Трифону велела продолжать.
Дружный мужской хохот не прекращался долго.
Вообще, попаданец обнаружил, что знание множества забавных историй из будущего и колоссальное количество всевозможного “мусора” в голове, сделало его великолепным рассказчиком. Не сразу, понятно дело — сперва нужно было понять, что здесь считается смешным. Так и с этой историей — чуть акценты сдвинул и смешно стало. На самом-то деле та баронесса рыдала, рассказывая о завистливых соседях, имущественной тяжбе и женской неустроенности. Так что Трифону пришлось стараться не только в постели, но и поработать психотерапевтом (а немецкий за годы компании он немного освоил) в промежутках между…
Хвала небесам, что хоть трофеи можно было продавать через Илью Лукича. Капитан давно уже наладил неплохие связи с местными купцами/портными/кузнецами/прочими ремесленниками и продавал барахло за достаточно приличную цену — не забывая и себя, понятное дело.
— Ну с сукном ты неплохо разживёшься, — оглядел залежи капитан, — где-то на тысячу талеров точно потянет. А вот что делать с остальным барахлом — понятия не имею. Тут уж как повезёт.
Поручик и сам не знал — что ему делать со всевозможными портретами, посудными сервизами и прочим. Досталось вот согласно жеребьёвке, но те же фарфоровые сервизы… Для уланского поручика они слишком хороши, а для имперского князя и кавалера двух орденов — мусор…
82