Если окружающим действия попаданца казались необыкновенно энергичными, то самому Владимиру казалось, что время как будто застыло — настолько неторопливо относились люди к своим обязанностям. За обучение Павла он взялся в сентябре, в октябре взялся ещё и за Шляхетский Корпус, а что-то конкретное удалось сделать только к концу ноября.
Не сказать, чтобы много, но по крайней мере, воспитанники уже поняли, что такое утренняя зарядка и клубы. По поводу же “грифоновски жестокой” учёбы, недовольство нивелировалось нормальной одеждой. Она пока ещё только шилась, но кадеты успели оценить отсутствие париков и удобство покроя. Оценили и клубы — для начала князь выбил химическое оборудование из Академии Наук и нашёл хорошего преподавателя — одного из учеников Ломоносова.
Познакомился он и самим учёным, но мельком — полковник сейчас настолько закружился в текучке, что на нормальное общение времени просто не было. Точнее — свободное время было, но из-за графика самого князя, только по ночам. Даже тренировки пришлось перенести на раннее утро и теперь они с Тимоней оккупировали спортзал в четыре утра. В остальное же время — учёба Павла, дела Корпуса, беседы с поставщиками и потенциальными педагогами, разговоры с членами императорской семьи и царедворцами, собственная учёба, какие-то изобретения.
Пока что изобретение было всего одно — мясорубка. Посмотрев на Елизавету, которая не могла даже нормально есть, Владимир нарисовал эскизы мясорубки, затем побеседовал с гончаром, вылепившим модели деталей и наконец — одним из литейщиков, работающих на Двор.
Мясорубка получилась монструозная — в несколько раз больше оригинала. Однако работала отменно и изначально была снабжена несколькими насадками. Изобретение оценили — не только Государыня, но и сановники постарше. Ну что тут скажешь — в преклонном возрасте проблемы с зубами есть у многих, а вот зубных врачей поблизости не наблюдается…
Вскоре литейщик озолотился — копии “пошли в народ”. Доля попаданца? Не смешите — патентное право в эти времена… Были какие-то зачатки и князь узнавал предварительно, но смысла в патентовании данного изобретения не было — “выхлоп” очень уж маленький.
Состояние Елизаветы было совсем уж хреновым и пусть попаданец не помнил даты её смерти в РИ, было ясно, что — всё… Не сказать, чтобы он прямо так сильно привязался к императрице, но какую-то благодарность к ней всё же испытывал. Поэтому и взялся за написание музыки к похоронам.
Написание — громко сказано, скорее — “вспоминание”. Увлечение музыкой дало о себе знать и наиболее выдающиеся произведения Владимир помнил. Не точь-в-точь, но тут помогла пресловутая экстрасенсорика и медитации. Медитациям, кстати, он научился не на рукопашке, хотя там тоже учили методам расслабления и психического равновесия. Научила мать, много лет занимающаяся йогой. Собственно говоря — это была одна из немногих вещей, которой она научила своего сына…
Медитация помогала вспоминать некоторые моменты, но к сожалению — работала она у него коряво. Парень вспоминал почему-то только самые эмоциональные эпизоды — музыка, соревнования, паркур, драки, секс… Понятно, что и это немало, но он-то настраивался на какие-то более полезные “плюшки”. Ну а теперь понятно, что новым Леонардо да Винчи ему не стать и осчастливить человечество множеством гениальных изобретений точно не выйдет — разве что вспомнится нечто вроде той же мясорубки.
Реквием вспоминался легко, но для надёжности князь больше десятка раз проваливался в транс, вспоминая звучания. Нет, всё верно вспоминается — до последней ноты. Отдав листы с записями придворному дирижёру, Владимир коротко сказал:
— К предстоящему печальному событию.
Итальянец с откровенным скепсисом посмотрел на рубаку, но ноты взял. На следующий день он нашёл Грифича и низко поклонился ему.
— Сеньор, вас будут помнить в веках, — хриплым от волнения голосом произнёс музыкант.
К сожалению, князь оказался прав в своих предположениях и долго императрица не прожила. Была большая суета, придворные ходили с лицами скорбных калькуляторов. Кто-то и в самом деле переживал о смерти Государыни, но откровенно…
Большая часть переживала только за собственные судьбы. Слишком многие были связаны с ней дружескими отношениями напрямую или через покровителей и не могли рассчитывать на аналогичное отношение от Петра. Другие просто боялись неизбежных перемен и возможного ухудшения ситуации лично для себя. Более-менее искренними были разве что чиновники и гвардейцы невысоких рангов, да слуги, утиравшие слёзы рукавами.
Несмотря на все недостатки как правительницы, к ближайшему окружению Елизавета была добра и снисходительна. Так что многие могли вспомнить подарки от неё, добрые слова, помощь в решении каких-то проблем.
— Спасибо за музыку, — сказал ему Пётр, вызвав к себе в покои. Глаза его были красные, но от слёз или недосыпа, вызванного множеством хлопот, сказать было сложно. Отношения с Елизаветой у него были сложными — слишком уж та любила влезать в жизнь Наследника. Однако будущий император был человеком добрым и сентиментальным, так что чисто по человечески наверняка жалел родственницу. Помимо “спасибо” князь получил тяжёлый сундучок с пятью тысячами червонцев и перстень со здоровенным изумрудом.
Они долго говорили на разные темы — видно было, что будущий владыка хочет просто отвлечься. Полковник с охотой ему подыграл и рассказал о поведении Павла, бытовых сценках из Корпуса и проказах своего Тимони, успевшего завоевать себе во дворце репутацию этакого “Швейка” — не столь карикатурного, понятное дело.
— Напишешь мне что-то такое же… торжественное — к коронации? — задал он напоследок вопрос. Задумавшись на минутку, попаданец просканировал свою память. Да — “Боже, царя храни”, должен подойти.
— Напишу, — сказал он Петру и остановил жестом руку, потянувшуюся за очередным кошелем, — когда принесу, тогда и оценишь.
Похороны императрицы прошли необыкновенно пышно и Грифичу пришлось принять в них самое прямое участие. Помимо того, что он считался “автором” Реквиема, потрясшего всех, так ещё и Государыня выделяла его, да статус Наставника у Павла… В общем, не успел князь опомнится, как стал одним из членом похоронного комитета.
Не все были этим довольны — да и сам Владимир восторга не испытывал, несмотря на большую честь. Однако нужно сказать, что энергия спортсмена здорово помогла, да и некоторые идеи пришлись Двору “ко двору”.
Едва отойдя от похоронных церемоний, парень пришёл к Петру и без единого слова выложил лист с текстом.