Глава восьмая
Повлиять на Петра Грифич так и не смог. Не смог Миних, Воронцов… Пётр Фёдорович был твёрдо убеждён, что поскольку он законный государь, то идти против него никто не посмеет. Вот вроде умный же человек, но откуда в нём этакая прекраснодушность? Сколько переворотов совершилось уже в России и всё равно — “не посмеют”…
Однако и сделать ничего Владимир толком не мог — влияния не хватало. Ну и помимо всего прочего, сейчас как раз был своеобразный период междувластия, когда не ушли ещё прежние сановники и не уселись достаточно уверенно нынешние. И естественно — были игроки, игравшие только за себя.
Не только Екатерина — хватало и других ловцов удачи помельче. Были партии английские и французские, австрийские, прусские… даже шведская! Были желающие посадить на трон так называемого императора Ивана — сына Анны Леопольдовны, который почти всю жизнь провёл в заточении, свергнутый Елизаветой.
Всё, что князь мог реально сделать — так это способствовать собственной популярности и популярности Петра. Семёновский полк он мог считать “своим”, хорошие шансы при заварухе он имел и у Измайловцев. Поднимутся за него и армейские полки, расквартированные под Петербургом. Не все, разумеется, да и гвардия просто-напросто ближе… Но хоть что-то надо делать!?
Пьянки-гулянки попаданец отмёл, зато идея с песнями показалась разумной. В итоге, он буквально “изнасиловал” свою память, но написал каждому гвардейскому полку собственную песню и собственный марш. Понятное дело, что написал (точнее будет — вспомнил и записал)) он не только для гвардии, но и песни вообще, запустив “в народ” такие нетленки, как “Враги сожгли родную хату” и “Чёрный ворон”. Популярность поднялась, но…
Против Петра уже практически в открытую играли французы и англичане, снабжая сторонников деньгами. К великому сожалению Грифича, на такое в эти времена практически не обращали внимания — норма, ети…[108] Кошели с серебром раздавались практически в открытую[109]. А Пётр? Пребывал в благодушном настроении и наслаждался жизнью, в открытую поселив фаворитку и в своих покоях и выселив супругу в другое крыло дворца.
Князь здорово подружился с Павлом, воспринимая его скорее как младшего брата. Мальчишка чувствовал такое отношение и тоже относился очень тепло. Если Панин был скорее некий надзиратель, пусть и достаточно либеральный, то Владимиру просто не приходилось прибегать к розгам или угрозам таковых. Достаточно было сказать — “Я обиделся на тебя” и мальчик старался исправиться. Возможно, такое влияние попаданец приобрёл благодаря привычке честно и открыто отвечать на все вопросы. Ну… почти на все — на некоторые он честно признавался, что просто не знает ответа или говорил, что — “Для твоего возраста такие знания не нужны”.
Павел крайне тяжело воспринял смерть Елизаветы и окончательную размолвку отца с матерью. Отца он любил и нужно сказать, что Пётр старался уделять мальчику внимание, играя с ним в солдатики, чехарду или прятки. А вот мать… К матери он и раньше относился не слишком тепло — Екатерина была откровенной “кукушкой”, забегая пару раз в неделю и обычно — в самое неподходящее время. Для неё было нормой зайти к сыну после бала и потискать его как игрушку, обдавая винными парами. Несколько минут нежностей — и она убегала с очередным кавалером.
Однако мать есть мать — возраст у Павла пока такой, что без неё не обойтись. Ну и видя её ссоры с отцом, кавалеров, запах вина… Чувства к Екатерине у цесаревича были двоякие…
В общем, психика ребёнка получила тяжёлый удар и Грифич старался смягчить его состояние. Обычно — новыми играми или нехитрыми изобретениями. Вот и сейчас…
— Владимир (они давно называли друг-друга по имени), а это что? — С удивлённым видом спросил мальчишка, глядя на чудную конструкцию. Не менее удивлённо выглядели его сверстники — князь всё-таки “пробил” идею класса.
Современники попаданца опознали бы в конструкции прообраз велосипеда — без педалей и на колёсах типа тележных, разве что повыше уровнем.
— Самокат, — отозвался Наставник, — попробуй.
Показав, как тут можно пробовать, он отдал конструкцию детворе. Попробовали… Впечатлились — и во дворце уверенно прописались скрипучие двухколёсные механизмы, а ребятня принялась осваивать их, играя в догонялки и гоняя на скорость. Всё бы ничего, но были и аварии — в основном страдали лакеи, в которых врезались малолетние гонщики. Впрочем, лакеи быстро научились реагировать на детские крики и поскрипывание колёс.
108
109