— Во, блин! — воскликнул Денис.
Я ткнул кулаком в то место, через которое пролетела деревяшка, но рука уперлась в стену.
— Валера, что это такое? — спросила Кристина.
— Уборная, наверно, — ответил я, потому что ничего другого Пафнутий не должен был строить.
— Прозрачная?! — удивилась Наташа.
— Да еще доски сквозь стены пролетают! — добавила Кристина.
— А кто это построил? — спросил Денис.
— Пафнутий, кто ж еще, — сказал я.
— А как этим пользоваться — он не объяснил? — Денис похлопал ладонью по стене.
— Да черт его знает, что это вообще такое? — разозлился я. — Сам первый раз вижу. Но должны были построить уборную.
— А сколько ты за это заплатил? — продолжал допрашивать меня Денис.
— Да еще не успел и, пожалуй, спешить не буду.
— Валер, — окликнула меня Кристина, — смотри, сюда целая делегация идет.
Я обернулся и увидел Головлевых — Николая Ивановича, его жену тетю Люду и их невестку Машу. Метрах в десяти следом за ними хлюпал сапогами, почесывая на ходу живот, Виталик Головлев, машин муж. Вприпрыжку за ним скакала их дочка Настя.
— Приехали?! — окликнула нас тетя Люда.
— Здравствуйте, — ответил я и двинулся им навстречу, протягивая руку Николаю Ивановичу.
Наши друзья тоже поздоровались, но остались стоять на месте, с интересом рассматривая местных жителей.
Подошел Виталик, и мы пожали друг другу руки.
— Слушай, Валера, мой дорогой, а что это вы здесь такое построили? — спросил Николай Иванович.
— Да я сам не знаю, — развел я руками. — Пафнутий должен был построить уборную.
— На уборную это непохоже, — рассмеялась Маша.
— Да, это что-то непонятное, — подхватила тетя Люда. — И главное, когда построить-то успели? Мы никого не видели, никто не приезжал, а позавчера утром встали, смотрим — батюшки мои, что за ночь построено-то!
— А как же ты-то не знаешь? — спросил Виталик. — На твоем участке что-то строят, а ты не знаешь что?
— Представь себе, — опять развел руками я.
— Ну и ну, — удивился Виталик.
— Мы-то думали, хоть ты нам объяснишь, что это такое, — с чувством неудовлетворенного любопытства произнесла Маша.
— Да, мой дорогой, колхоз какой-то развели, — изрек Николай Иванович и пояснил свою мысль: — Никто ничего не знает, ни за что не отвечает! Колхоз! А так нельзя. Какое-нибудь начальство должно быть.
Пока мы обсуждали необычайное сооружение, возведенное на моем участке, Настя открыла дверцу моей машины, и оттуда стремглав выскочила Анфиса, которая все это время сидела взаперти и строила планы, как вырваться на свободу. Я бросился за нею и начал гоняться за кошкой по участку.
— Да ты что, с ума сошел?! — крикнула тетя Люда. — Оставь кошку в покое, пусть погуляет.
— Это же персидская кошка! — ответил я. — Как я потом буду из нее репейник вычесывать?!
— Да пусть погуляет! — опять крикнула тетя Люда.
И тут произошло нечто совершенно непонятное. Кошка, удирая от меня, ринулась в сторону Пафнутьевской башни и, преспокойненько пробежав сквозь стены, уселась на землю внутри параллелепипеда и смотрела на меня оттуда так, как будто понимала, что мне туда пройти не удастся. Я удивился и стал прощупывать то место в стене, сквозь которое Анфиса пробралась внутрь. Мне помогали мои друзья.
— Ага, вот что интересно-то. Кошки-то тут проходят спокойно, — заметила тетя Люда. — Наш котофей тоже здесь пролазил — я видела.
Дырку мы так и не нашли. И, обескураженные, пытались выманить кошку назад, но ни уговоры, ни демонстрация кусочков колбасы и консервов «Вискас» не возымели должного действия. И, в конце концов, мы оставили Анфису в покое, решив, что сама она быстрее выйдет наружу.
— Кстати, Катулис-то сейчас здесь — к Еремину приехал, — сообщил Виталик.
— И что? — спросил я.
— Да это ж прораб. Дом твой фактически он построил, а Пафнутий только деньги платил. Наверняка Катулис знает, что это за сооружение такое, — объяснил Виталик.
— Так давай, шуруй за ним! — приказала тетя Люда, пихнув сына локтем.
— Да ты ж полегче, мать! — охнул тот и поплелся к дому Еремина.
— Не боись, не развалишься, — огрызнулась тетя Люда.
Минут через пять Виталик вернулся, а с ним пришли еще трое. Катулис оказался коренастым мужиком, глядя на которого можно было с уверенностью сказать, что если бы он не стал строителем, то был бы сейчас бандитом. С ним пришел его приятель, который, казалось, отличался от Катулиса лишь тем, что не стал строителем. Из-за их спин выглядывал любопытствующий Еремин, колхозный электрик. Тот, наверное, был философом-богоборцем, потому что, судя по внешнему виду, всерьез задался целью вопреки божественному замыслу утратить человеческий облик. Он был пьян и небрит, его щеки заросли рыжими бакенбардами, а волосы топорщились так, как будто Еремин имел обыкновение зачесывать их с затылка на лицо.