После того, как Василич был укрыт, мы с Хобычем с позволения хозяйки перенесли на кровать с кружевными подзорами Аркашу, а рядом с ним улегся Шурик. Для меня и Толика Ира разложила постель на полу. Между прочим, она и Борьке, беспардонно храпевшему, постелила белоснежную простыню, и мы, хотя и были навеселе и тонкостей этикета особо не чувствовали, но догадались стащить с него грязные кроссовки, пыльные брюки и пропотевшую рубашку. Сама хозяйка отправилась на чердак. Я начал раздеваться, а Аркаша с сарказмом спросил:
— Мужики, вы что, действительно собираетесь спать на полу?! Если так, то сделайте мне еще одно маленькое одолжение: помогите вскарабкаться на чердак, уж я отблагодарю эту бабенку за хлеб-соль.
Мы сошлись во мнении, что это неплохая идея, но мне почему-то не казалось само собой разумеющимся, что гостеприимство хозяйки включало в себя еще и постельные утехи, а что касается Хобыча, так он вообще к женщинам относился спокойно, то есть не то чтобы он был к ним равнодушен, боже упаси, он никогда от них не отказывался, если они попадались под руку, но так чтобы из-за них на чердак лезть! — нет уж, тут увольте!
— Спать, спать, спа-а-ать, — с чувством произнес Толик, укладываясь поудобнее, — и никаких женщин.
— Сил не осталось, — добавил я, погасил свет и лег рядом с Хобычем.
— Да она и не подпустит вас к себе, — неожиданно заявил Шурик.
— И правильно сделает, — индифферентно откликнулся Хобыч на этот выпад.
Но я почувствовал себя оскорбленным, и моя мужская гордость не позволила мне промолчать.
— Зато тебя она пустит?! — воскликнул я.
— Меня пустит, — уверенно ответил Шурик.
— Ну, не иначе как ты успел ее обаять, пока в навозе кувыркался, — заметил Аркаша.
— Да уж, у местных женщин Шурик несомненно пользуется успехом, я это еще на вокзале заметил, — сонно пробормотал Хобыч.
— А правда, Саня, почему это тебя она пустит? — не унимался я.
— Потому что мне целый день не везет, — вполголоса проговорил Шурик, — а она настоящая русская женщина, она меня пожалеет.
— Ну, и че ты лежишь тут тогда?! — воскликнул Аркаша. — И ползи к ней, а мне посвободнее будет.
— А что, и пойду, — ответил Шурик.
Кровать заскрипела, зашуршало белье, Шурик перелез через Аркашу, лежавшего с краю, и пошлепал босиком по полу к выходу.
— Сашок, кончай дурить, ложись спать, — окликнул я его.
— Пошел ты! — откликнулся Шурик. — Тут такая девочка! Не пропадать же добру!
— Кончай ты, — попытался я его урезонить.
Но меня осадил Хобыч:
— Да ладно тебе, Михалыч, пускай идет.
— Да это глупо, неразумно, — не унимался я.
— А им сейчас руководит не разум, а хренотень пеликана, — пробормотал Хобыч и добавил: — Да сами они разберутся.
— Ладно, мужики, покедова, спокойной ночи, — прошептал Шурик и скрылся за дверью.
Но я не мог заснуть: я боялся, что Сашкина вылазка оскорбит гостеприимную хозяйку, заденет ее честь, и все закончится страшным конфузом. Я лежал на спине и, разинув рот, прислушивался к звукам над головою. Стоны лестничных ступенек, шлепки босых ног, скрип кровати, короткая возня и торопливое неразборчивое воркование, — я даже подумал, что Шурику впервые за прошедший день повезло, но неожиданно все эти звуки, многократно усилившись, прокрутились в обратном направлении: воркование переросло в сердитое ворчание, кровать заскрежетала, вслед за тем две пары ног стремительно протопали наискосок, и по последовавшему грохоту я понял, что Ира, действительно, пожалела нашего друга и спустила его вниз по лестнице, а не через слуховое окно.
И все б окончилось хорошо, если б отвергнутый Шурик тихонечко прокрался к кровати и, никому не мешая, лег бы спать. Так нет же, ему обязательно нужно было всех разбудить шумом и своими стонами, будто для него не только ухарство, но и фиаско служило поводом для хвастовства. Когда ж он улегся, и все решили, что наконец-то, слава богу, можно будет поспать, со стороны дивана послышался голос Бори:
— Слышьте, а где у нее туалет?
— В чистом поле, — ответил ему Хобыч.
Боря хмыкнул и отправился во двор, а мы заснули, решив, что уж пописать-то он как-нибудь сумеет без скандального происшествия.
Разбудила нас Ира. Сперва она гремела посудой за печкой, но мы, несмотря на шум, утреннее солнце и вкусные запахи, продолжали дремать. Но, в конце концов, хозяйка звонко воскликнула:
— Мужики, хорош Храповицкого давить — завтрак готов!
Мы с Толиком встали и сразу же заметили, что Борьки нет, но значения этому тогда еще не придали, решили, что он раньше нас поднялся и торчал где-нибудь на улице. Нас больше беспокоил Аркаша.