Стемнело, солнце уже касалось краешком синего диска морской глади, отчего море сияло так, как будто в нем отражаются тысячи голубых неоновых вывесок. Алиса сидела все так же неподвижно, впрочем, из-за спинки кресла была видна только зеленая макушка. Я немного потоптался у корабля, махнул рукой и пошел к ней.
— Как дела? — спросила она, не оборачиваясь.
— Нормально, — ответил я, усаживаясь рядом в песок.
Вот так мы и проводили все вечера в ожидании Нины и Лени. Алиса сидела в кресле и любовалась морем, а я полулежал рядом, опершись на локоть, и перебирал свободной рукой крупнозернистые изумрудные песчинки. Мы болтали о том, о сем, делились грандиозными планами, которые намеревались осуществить, если экспедиция закончится удачно. Алиса говорила, что уйдет с работы и поселится в загородном доме, где будет целыми днями любоваться сосновым бором и греться у камина, и пусть, мол, Ленька занимается один своим бизнесом: он собирался построить жилой комплекс для среднего класса где-то на Енисее. Я говорил, что буду разводить заятавров, а заработанные деньги вкладывать исключительно в золото. Так мы и болтали, делая вид, что ничего не происходит и ничего нас не беспокоит, а может, и правда, ничего не происходило, и все подозрения были плодом моего разыгравшегося воображения, но я ни на минуту не мог отвлечься и все время думал о том, чем заняты Нина с Леней, пока мы с Алисой ведем светские беседы. Конечно, при здравом рассуждении трудно представить, что что-нибудь может быть между моим лучшим другом и моей женой, но часто приходило в голову, что, может быть, они как раз и пользуются тем, что такое представить трудно, и делают из меня, да и из Алисы дурачков.
Конечно, простейший способ избавиться от подозрений — это не давать им повода, не отпускать Нину с Леней. Но это б выглядело бестактно, это бы означало открыто заявить, что я подозреваю лучшего друга и жену в том, что они могут наставить мне рога или уже наставили. Да что бестактно, я б просто смешно выглядел, а смешного человека выставить в дураках всегда весело и не жалко.
Можно было бы ходить на охоту с ними, но тогда становилось неудобно перед Алисой. Не оставлять же ее одну: чай, не поездка за город, а инопланетная экспедиция. А она в первый же день категорически заявила, что не собирается целыми днями гоняться за шестилапыми зайцами, а намерена после обеда отдыхать и любоваться морем. Ленька пытался втолковать ей, что мы не на прогулку пришли, чтоб попусту тратить время и морскими пейзажами любоваться. И они даже поссорились. Алиса плакала, а он возмущался:
— Блин, ну что за женщина?! Надо бизнес делать, а ей бы закатами любоваться!
Мне стало жалко Алису, и я высказался в том же духе, что, мол, и впрямь, может, нам для охоты ограничиться дообеденным временем, а после обеда отдыхать, смотреть кино — Ленька ж прихватил с собой кучу американских боевиков, — в картишки играть. И тогда встряла Нина, заявив, что каждый волен расслабляться, как ему вздумается, и она с Ленькой будет охотиться на заятавров, а я с Алисой останусь любоваться закатами.
Ну что было делать?! Не мог же я заявить, что не отпущу Нину вдвоем с Леней! Да в общем-то в тот момент мне и в голову не приходило о чем-либо беспокоиться. И когда они улетели вдвоем на флаере в первый раз, я не волновался. Но когда они вернулись возбужденные, разгоряченные настоящей охотой, и начали взахлеб, перебивая и дополняя друг друга, весело рассказывать о своих приключениях, я почувствовал дикую ревность. Впрочем, ночью Нина была такой страстной, что все мои сомнения улетучились. И я в который раз решил, что, если б даже здесь не водилось заятавров, стоило б полететь сюда лишь ради того, чтобы увидеть зеленой Нинкину попку. Я, помнится, школьником у Чехова где-то прочитал про какого-то утонченного сластолюбца, который женские ягодицы зеленой акварелью разукрашивал, и с тех пор в голове моей что-то переклинило. Виной всему эти строки и иллюстрации к «Даме с собачкой». На них была изображена героиня в такой юбке, под которой я, не имевший тогда понятия о турнюрах, угадывал пышные формы, а после беспокойными ночами в своих фантазиях уносился куда-то в конец XIX века: то в Крым куда-то, то в уездный город К, в будуары красавицы с картинки, на ее столике случайно оказывалась акварель, и я выбирал зеленую краску…
Ну, ладно, хватит, вернемся на землю, то есть не на землю, а на… Впрочем, я все равно не знаю, как правильно назвать грунт на этой планете.
Самое интересное, что ревность мне и днем покоя не давала. Я все время исподтишка наблюдал за Ленькой и Нинкой и находил в их поведении подтверждения тому, что между ними что-то происходило. Вот мы перелезаем через огромный ствол повалившегося дерева. Он подсаживает Алису, перелезает за нею следом. Потом я помогаю забраться на ствол Нине, но Ленька вместо того, чтобы подать ей руку с другой стороны, отворачивается и уходит вместе с Алисой. Ага, значит нарочно не оказывает знаки внимания моей жене прилюдно, боится выдать себя. Вот мы обедаем, и Ленька просит Алису передать ему гранатовый соус, хотя тюбик стоит перед Ниной. Уж слишком он старательно не обращает внимания на мою жену. Вот мы садимся после обеда в картишки перекинуться, и моя жена предлагает Леньке играть в паре с ней против меня и Алисы. Конечно же, она женщина, плутовка, прирожденная лгунья, ей ничего не стоит флиртовать прямо под носом у мужа и сидеть при этом с таким невозмутимым видом, словно ничего не происходит!