— Почему отпускают? — спросил Твердая Рука без особого, однако, интереса. Юноша был слишком озабочен мыслями о предстоящем путешествии, чтобы размениваться на всякую чепуху вроде какой-то, по его мнению, взбалмошной девицы, охмурившей знаменитого атлета своей загадочной заботой.
— Упросила их, умолила, — продолжал Анит. — И ей и братьям с малых лет опостылело житье в родительском доме, хоть и сытом, да насквозь порочном. Она же добра от природы, светла душой.
Девушка между тем распростилась с провожатыми и черной птичкой вспорхнула на корабль по трапу, только хлопнули крылья — полы ее накидки. Простучала сандалиями и скрылась в надстройке кормы, точно в клетке.
Юные братья таинственной беглянки безмолвно и злобно взглянули сначала на Улеба, затем на Анита, швырнули мешки прямо им под ноги и ушли.
Твердая Рука уже отдавал гребцам громкие, веселые команды, сам толкал весло, пока корабль не выбрался из сутолоки залива на простор. К счастью, был попутный ветер. Он наполнил парус, и убрали весла до худшей поры, поплыли в открытое море.
То присвистывал Улеб ветру, чтобы резвее гнал судно, то приветствовал чаек на родном языке, то глядел дальше синей воды в бесконечную дымку востока, породившего светлый день, ибо солнце взошло оттуда, оно поднялось высоко.
Анит встал рядом, положив руку на плечо Улеба, замер.
— Как будет?
— Не ведаю, — взволнованно молвил Улеб, — но жду…
— Бедняжка, все боялась, что ты ее прогонишь, не возьмешь с собой, — вдруг сказал Анит, — вот и сидит, прячется, пока не позовешь.
— На кой мне, сам расхлебывай. Между прочим, я видел их, ее братьев, когда покидал тебя в полночь. Испугались меня, прижались к стенке.
— Тебя попробуй не испугайся, рубаха скрипит, щитки блестят, меч по сапогам хлопает. Вон красильщик, на что пройдоха и плут, а сам от такого гостя ополоумел. Вообрази, костры под чанами погасил, работников накормил и отправил спать, будто в праздник.
— Это я так постарался.
— Да ну! А несчастные подмастерья не знают, поди, на кого и молиться за неслыханную хозяйскую щедрость. Век буду помнить, из какой грязи вытащил меня, — благодарно сказал Анит. — Оба вы ангелы, и она и ты. Ниспошли нам господь вечное благо!
Улеб только плечами пожал, а Непобедимый задумался, заложив руки за пояс. Позади их слышался смех. Там, под мачтой, на покачивающихся досках сидели тесным кругом бойцы, подставляли обнаженные торсы горячим лучам, судачили, разбирали оружие, прихваченное в дорогу, подтрунивали над шалостями мальчишек, наслаждались свободой и отдыхом, гадали о плаванье: далеко ли, надолго ли? Двое из них, как заправские кормчие, надежно удерживали массивную лопасть кормила, за которым пенился убегающий след.
Анит неожиданно сказал, спутав все мысли Улеба:
— Вот что, Твердая Рука, будь что будет, пора мне признаться. Она за тобой пошла, хоть и не звал ты, я же тут ни при чем.
— Не понимаю.
— А что понимать, ясно слово, как божий день. Я ей обязан жизнью, потому и не осмелился оттолкнуть безутешную. Получается, я вроде сводника.
— В толк не возьму, о чем речь.
— Выслушай, не перебивай. Она мне все рассказала. И о жизни безрадостной среди пьяниц, и про случайную вашу встречу, и о схватке, и бегстве, и о погоне, и про то, как разыскала тебя, как ужаснули ее речи твоего напарника, как молила Христа помиловать за грешное чувство свое к безбожнику, как поняла однажды, что не вырвать из сердца стрелы, и решила, испытав все душевные муки, что слаще они угрозы адовой, а без милого избранника много трудней.
— Кифа?!
Улеб бросился на корму, распахнул, едва не сорвав с петель, округлую дверцу надстройки, сдернул с девушки покрывало.
— Кифа… — повторил чуть слышно и легонько, трепетно провел рукой по черным, как смоль, волосам пригожей ромейки, упавшей ему на грудь.
Лицо ее было мокро от слез.
Глава XX
— Успокойся, Мария, — приговаривал Калокир и плавно водил руками над головой Улии, не отваживаясь прикоснуться к светлым ее волосам, струившимся из-под алой ленты на плечи, — забудь прошлое, как готов забыть и все огорчения, что познал от тебя.
Повзрослевшая, осунувшаяся за эти годы, но не потерявшая своей необычной привлекательности девушка медленно поднялась с мраморной скамейки и направилась через зал к огромному окну. Калокир и присутствовавший тут же Акакий Молчун одновременно сорвались со своих мест и, опередив ее, угодливо распахнули створы-ставни.
Небольшой и уютный дворец, отведенный динату на окраине Андианополя, куда всего час назад Улия была доставлена из Фессалии, венчал верхушку самого высокого холма и назывался Орлиное гнездо. Желтая песчаная дорожка спиралью опоясывала зеленые склоны холма, сбегая к его подножию и теряясь там среди пышных цветников и садов, за которыми поблескивали крыши и купола города.