От жалостного и умоляющего тона в ее голосе он в ярости взорвался:
«Идиоты! Полные идиоты! – Хелльстром потянулся за парализатором, который он бросил на пол рядом с приборами, нащупал его, поднял вверх, устанавливая на полную мощность. – Этих глупых идиотов Чужаков нужно остановить!» Он направил парализатор в ее сторону, словно желая вдруг пронзить им ее тело, и надавил на спуск. Энергия, резонирующая в замкнутом пространстве лаборатории, на секунду оглушила самого Хелльстрома, и, придя в себя, он увидел, что все стрелки на его приборах остановились на нуле. Он включил освещение, медленно встал и направился к женщине, осевшей на стуле. Ее тело склонилось на правый бок, удерживаемое ремнями. Тимьена была абсолютно неподвижной. Хелльстром знал, что она мертва еще до того, как наклонился к ней. Она получила заряд, достаточный, чтобы убить быка. Допрос Тимьены закончился, как бы ее ни звали.
«Зачем я сделал это? – спросил он себя. – Не от того ли, что вспомнил о растерзанном Депо, которого отправил в чаны? Или же это был позыв более высокого порядка, связанный с его пониманием Улья? А может, произошел психический срыв. Но дело сделано, возврата нет». Однако его собственное поведение его обеспокоило.
Все еще охваченный гневом, он вышел из лаборатории. Увидев столпившихся в соседней комнате молодых работников, Хелльстром помахал им рукой и сказал, что пленница мертва. На их протесты он резко ответил, что узнал все, что нужно было. Когда один из молодых спросил, отправить ее тело в чан или взять сексуальный штамм для Улья, Хелльстром на секунду помедлил, задумавшись, прежде, чем согласился на штамм. Возможно, часть женской плоти можно будет возродить и использовать в дальнейшем. Если удастся оживить матку, она еще послужит Улью. Было бы любопытно посмотреть на ребенка, выращенного из ее плоти.
Однако другие проблемы занимали мысли Хелльстрома. Он уходил из лабораторного комплекса, все еще сердясь на себя. «Чужаки знают о „Проекте 40“! Работник Улья проявил преступную халатность. Как можно было допустить вынос такого рода документов из Улья! Кто сделал это? И как? Документы в МТИ? Кто проводил там исследования? Улей должен выяснить последствия этой неприятности и предпринять быстрые действия, чтобы ничего подобного впредь больше не повторялось.
Хелльстром надеялся, что работники бридинг-лаборатории сумеют заполучить сексуальный штамм Тимьены. Она послужила уже Улью и заслужила сохранность своих генов.
23
Меморандум, подготовленный Джозефом Мерривейлом:
«Для настоящих размышлений не является существенным, мертвы ли Портер, Депо и Гринелли или нет. Хотя то, что мы считаем, что они мертвы, ничего не меняет, как если бы они просто пропали без вести. Мы узнали, что Хелльстром не будет колебаться в выборе средств противодействия нам.
Поскольку он часто путешествует за океан под предлогом работы над своими фильмами, следует повторить проверку его зарубежных контактов. Его безжалостные действия носят довольно знакомые черты. Но на родине проблема усложняется. Потому что мы не можем признать цели нашего расследования, мы не можем действовать по обычным каналам.
Любые предложения о новых путях следует приветствовать. По прочтении это послание должно быть сразу уничтожено. А теперь выполните его».
Комментарий Дзулы Перуджи с припиской: «Только для Шефа!»
«Чушь! Я начинаю несколько прямых расследований. Я хочу, чтобы каждую ниточку, ведущую к кинокомпании, мы исследовали любыми доступными способами. В Орегоне я начну поиск пропавших людей с помощью любого агентства, сотрудничества с которым удастся добиться. Понадобится помощь со стороны ФБР. Ваша помощь будет соответствующе оценена.
Дзула».
Джанверт не касался роли компаньонов в этом деле, пока они не сели в самолет, взявший курс на запад. Он выбрал места для себя и Кловис по левому борту впереди остальных. Из иллюминатора открывался прекрасный вид заходящего солнца над левым крылом, но Джанверт не обращал на него никакого внимания.
Как он и ожидал, ему с Кловис дали задание играть роль подростков, а Ника Майерли, которого оба они считали тучной задницей, назначили быть их отцом. Но чего никто из них не ожидал, так что Джанверта выберут вторым номером.
Он и Кловис прижались головами, разговаривая едва слышным шепотом:
– Мне это не нравится, – сказал Джанверт. – Перуджи прошибет головой потолок и на месте назначит кого-то еще.
– А какой ему прок от этого?
– Не знаю, но поживем – увидим. Самое позднее – завтра.
– Может, это признание твоих достоинств?
– Ерунда!
– Ты не хочешь быть вторым?
– Только не в этой увеселительной прогулке. – Его губы сложились в упрямую линию. – Это паршивое дело.
– Ты думаешь, ищут козла отпущения?
– А ты?
– Возможно, это и так. Какие у тебя отношения с Перуджи?
– Неплохие, если не считать…
– Не считать чего?
– Что он мне не доверяет.
– Эдди!
Один из парней в их группе как раз проходил мимо, направляясь в туалет. Это был ветеран Вьетнама (он называл ее «Нам») по имени Даниэль Томас Элден, но все звали его ДТ. Джанверт замолчал, пока ДТ пройдет, отметив его жесткое молодое лицо, квадратную и загоревшую челюсть. На переносице имелся шрам в форме перевернутой буквы «V», и он носил легкую кепку с прозрачным зеленым козырьком, отбрасывавшим зеленый отсвет. Джанверт подозревал, что ДТ шпионил для начальства. Ходили слухи, что он сожительствовал с Тимьеной, и Джанверт вдруг подумал, о чем этот молодой человек сейчас может думать.
Проходя мимо, ДТ бросил взгляд на них, но не подавал вида, что узнал их Или хотя бы заметил.
Когда он прошел, Джанверт прошептал:
– Как ты думаешь, ДТ нравится его работа?
– Почему же нет?
– Может, он думает, что здесь чуть меньше свободы, чем на настоящей войне – меньше шансов убивать людей.
– Иногда ты слишком жесток.
– А тебе вообще не следует заниматься этим делом, милая, – заметил Джанверт. – Почему ты не попросила дать тебе отбой, сославшись на усталость или что-нибудь еще?
– Я подумала, тебе может понадобиться кто-нибудь, кто будет защищать тебя.
– Таким образом, как ты это делала прошлой ночью?
Кловис пропустила это замечание мимо ушей и сказала:
– Ты слышал разговоры насчет ДТ и Тимьены?
– Да. Я почти сочувствую ему.
– Ты думаешь, она…
– Не хочется верить, но думаю, да.
– Но почему? Не могут же они просто…
– У тебя же есть нюх на такого рода дела. Они входили в ударную группу. Сама понимаешь, тут возможны потери.
– А кто же мы тогда?
– С Перуджи – не знаю. Скажу, когда выясню, как он нас расставит.
– На переднем крае или в тылу?
– Умница.
– Собираются нам в этом самолете подавать ужин или нет? – спросила Кловис.
– Стюардессы больше заняты спаиванием наших взрослых.
– Одна из причин, почему я ненавижу играть подростка, – прошептала она, – то, что не могу заказать выпивку.
– А я ненавижу гримироваться, – заметил Джанверт. – Держу пари, нас не накормят до Небраски.
– Это специальный фасолево-тресковый рейс, – произнесла Кловис. – Нам на обед дадут фасоль и икру из трески. Ты все еще чувствуешь себя подавленным?
– Милая, забудь то, что я говорил тебе прошлой ночью. Я тогда чувствовал себя хуже некуда.
– Сказать по правде, у меня было такое же настроение. Вероятно, из-за фазы луны.
– Я все еще не могу понять причину, почему меня назначили вторым номером, а как насчет тебя?
– Я тоже. – И почти сразу же добавила: – Остальные уже в возрасте.
– Это все отговорки… Я имею в виду, почему более молодой агент выдвигается вперед?
– Должна ведь когда-нибудь молодость проявить себя, – прошептала Кловис, наклонившись к нему. – Не думай об этом, дорогой. Старый козел позади меня пытается нас подслушать.
Джанверт понимал, что не стоит сразу же оглядываться назад, но вскоре выпрямился и осмотрел салон самолета. Уже зажгли свет – снаружи стало темно, и пятна черноты с редкими звездами зияли из каждого иллюминатора. Седой старик позади Кловис включил лампочку над собой и читал «Таймс», потягивая виски со льдом. Он посмотрел было на Джанверта, но тут же вернулся к своему журналу и напитку. Джанверт не мог припомнить, чтобы ему приходилось раньше видеть старика, но кто знает. Его могли послать в качестве наблюдателя за ними.