Как только они скрылись из вида, я встал на четвереньки и пополз по траве, стремясь как можно быстрее удалиться от города. Самочувствие застыло в пограничном состоянии: мне уже не становилось хуже, но и улучшений не замечал.
Через сотню метров поляну или, скорее всего заброшенное поле, часть которого распахали под картофель, пересекла грунтовая дорога. Там в пыли чётко просматривались следы колёс какого-то крупного автомобиля. Проскочил он сравнительно недавно, час, может, два назад. Иначе едва уловимый ветерок давно бы, если и не затёр следы, то отпечатки протектора разрушил точно.
"Живые люди или пусть даже один человек, но живой!", - обрадовался я.
Следопыт из меня был аховый, может быть, кто-то другой смог бы разобрать направление, куда ушла машина, но только не я. Посчитав, что неизвестный водитель летел из города, чьи улицы заполнили живые мертвецы, я выбрал направление, в котором дорогу изгибалась, удаляясь от зачумленного места.
Шёл, как и до этого: осторожно, с остановками и вертя головой на триста шестьдесят градусов. На зрение никогда не жаловался как и на реакцию, поэтому на каждое движение вдали реагировал одинаково: резко опускался на корточки, отползал в поле и там прятался в траве.
Как минимум один раз меня это спасло: заметил метров за двести впереди группу странно стоящих людей, мужчин и женщин. Причём мужчины были сплошь без штанов, хотя в рубашках и парочка даже в пиджаках. Меня они, к счастью, не увидели, но и уходить с дороги не собирались, словно, были любителями солнечных ванн на природе. Пришлось ползти с километр, обходя по дуге это страшное собрание.
В итоге оказался в березовой лесопосадке, длинной и широкой, посчитал лесом, если бы не ровные ряды стволов и не просвет впереди в сотне метрах.
Здесь я впервые увидел следы пиршества зомби.
На крошечной полянке стоял столик, сбитый из почерневших тонких досок на вкопанных березовых чурках. Рядом со столом с одной стороны располагалась лавка из тех же тонких и старых досок, прибитых к двум пням, с трёх других стояли широкие чурбачки. На столе оставались одноразовые тарелки, пластиковые вилки и ложки, был воткнут большой кухонный нож с блестящим толстым лезвием и удобной рукояткой из мягкой цветной резины, две полупустых бутылки с водкой, одна с красным вином, очень много объедков. И половинка огромного арбуза.
- Арбуз? - вслух произнёс я, не веря своим глазам. Я точно знал, что в нашей области до начала продаж ещё добрых две, а то и три недели. Отдыхающие привезли его с собой из тёплых краёв? Но вроде бы и там бахчевые ещё не поспели, а этот аж сахарный весь, явно с грядки сорвали не полудозрелым.
Потом я увидел бутылку с какой-то минеральной водой и жадно за неё ухватился.
Вода уже успела почти полностью выдохнуться, согреться на солнце, но показалась родниковой из-за того чувства жажды, что меня мучила.
Напившись, я выбросил пустую бутылку в сторону и только сейчас увидел две палатки - камуфлированную и сине-зелёную.
Та, что была раскрашена в три неброских цвета, была разорвана с одного края и держалась на одной дуге. Вторая с виду казалась целой, но светлая ткань - та часть, что имела ярко-голубой оттенок - была густо залита тёмной кровью.
Здесь же лежали несколько кусков костей с ошмётками сухожилий, над которыми вились крупные зелёные мухи.
- Бу-у-э!
Тошнило меня минут пять. Выпитая вода вылетела первой, следом потекла горькая желчь, последние две минуты меня тошнило одним воздухом. Ещё в самом начале ноги перестали меня держать, и я упал на колени, уткнувшись лбом в берёзовый ствол.
Кое-как придя в себя и с трудом поднявшись, я выдернул нож из стола и заковылял прочь от места бойни.
За посадкой нашлась знакомая грунтовка со всё теми же следами машины. Идти по ней не рискнул, выбрав дорогу в поле, среди травы и молодой березовой и сосновой поросли, которые неплохо должны были прикрыть от чужих взглядов.
Что б эти мёртвые твари протухли на солнце! И вместе с теми, по чьей вине они появились.
Под вечер, пройдя несколько полей и лесопосадок, я вышел на окраину промзоны, за которой очень далеко просматривались башни жилых высоток.
Ничего похожего я в области не знал. Пусть бывал в пяти или шести районах области из почти что двадцати в неё входящих, там многого не видел, но точно знал, что ни в одном не было таких махин, как и столь больших заводов с пузатыми трубами, чья высота исчислялась десятками метров, нет. А хотя... откуда-то же тянуло вчерашней кислой гарью, может быть, как раз и из этих труб?
- Бр-р, - я потряс головой, - нет, не может такого быть...
Это точно не моя область, если только я не прошагал две сотни километров и не вышел к окраине областного центра. Там были огромные заводы и дымили они постоянно, из-за чего даже квартиры в тех районах города стоили процентов на тридцать-сорок ниже, чем в остальных и в два раза дешевле по сравнению с центральными улицами.
Мог я в каком-нибудь трансе столько прошагать? Или не помню просто своей дороги, как забыл ночное приключение?
Что-то я уже начинаю сомневаться в своей психике, может быть, подводит она меня и галлюцинации преследуют меня весь долгий день. Или авария оказалась гораздо опаснее и сейчас я лежу в палате интенсивной терапии под капельницей и в коме.
- Бр-р, - повторно потряс я головой, - этого мне ещё не хватало.
Галлюцинации или нет, но к промзоне я подходил очень осторожно, прячась за каждым кустиком и всматриваясь в любую тень, причудливые кучки мусора и мятые мусорные контейнеры.
Галоперидол лучше, чем клыки зомби.
Так крадучись добрался до забора из бетонных плит, пошёл налево вдоль него и скоро нашёл щель, сквозь которую можно пробраться на территорию предприятия. Здесь между плит был большой зазор, заложенный частью серым, выкрошимся от сырости и времени кирпичом, а в оставшемся промежутке торчала толстая ржавая труба, уходящая в пруду в тридцати метрах от стены. Щели рядом с трубой хватало, чтобы мне со своей немаленькой конституцией тела протиснуться за забор.
Зачем я сюда лез, рискуя нарваться на выстрел испуганного охранника, если и сюда добрались мертвяки? За возможностью найти телефон и новостями. Страшно было находиться в информационном вакууме среди смертоносных созданий и чувствовать, как смерть всё пристальнее всматривается в тебя.
За забором лежал обычный замусоренный пустырь, которых хватает в любом городе. Кругом рваные пакеты, горки бычков, пластиковые бутылки, стеклянные из-под пива и водки, какие-то тряпки и размокшие катонные коробки, развалившиеся деревянные "барабаны" от проводов, штабеля полетов и многое другое.
Потом пошли цеха из красного старого кирпича и огромных бетонных блоков. Двери и ворота с моей стороны все были закрыты, а от пустыря вся прочая территория была огорожена хорошим забором из профлиста с воротами на роликах. Запертыми.
Перелезть или подлезть не удалось ни в одном месте, пришлось карабкаться по такой старой железной лестнице из арматуры, что там ржавчина аж как мох покрывала металл, съев тот больше чем наполовину.
Изрядно измазавшись и пару раз почти сорвавшись, когда ступеньки резко прогибались под моим весом, я оказался на плоской крыши с кантиком из тонких бетонных блоков с прорезанными отверстиями для слива дождевой влаги.
Второй лестницы на ту сторону не было и мне пришлось идти вдоль длинной крыши цеха, ломая подошвами старую-престарую смолу и пластинки ссохшейся грязи, которые в изобилии валялись здесь.
Исследования заняли меньше пяти минут. В итоге я пришёл к мнению, что тут мне ничего не светит, нужно возвращаться обратно к лесенке, спускаться и искать проход дальше. Или вовсе вылезать обратно за территорию завода и брести к городу вдоль забора.