Не так давно по меркам существования Улья великие умы пришли к выводу, что для контроля и отслеживания активности порталов удобнее всего привязывать их на одной территории. Воронки — двери, ведущие в другие миры, — могли возникнуть в любом месте и в любое время. Лишь около сотни лет назад наши доблестные ученые научились прогнозировать их хаотичную траекторию движения. Серьезный прорыв был сделан, когда этим вплотную занялась Корона после случая, когда в Портал утянуло одного из Советников прямо во время заседания.
Возможно, в этой зоне была аномалия или излом земной коры, но порталы сюда притягивало, словно магнитом. Именно здесь отмечалось наиболее частое появление воронок. И было принято решение обустроить специальный участок для прибытия гостей. А поскольку гости в большинстве своем были не рады своему статусу и вели себя крайне агрессивно, то Королева самолично возвела вокруг Пристани барьер. По-простому, это была клетка. Сверхнадежная, с изящно плетеным тонким кружевом и крепкими силовыми узлами. Работа Королевы не могла не восхитить. Она запала мне в душу сразу, как только я впервые увидела ее, будучи еще глупым недорослем. Возможно, именно это детское впечатление и тайное желание сделать что-то столь же невероятное неосознанно толкнули меня на создание Восьминожки.
Командир готовил страховку — обвязывал веревку крест-накрест вокруг живота и груди Дока, чтобы в случае чего взлететь и поднять за собой бескрылого ученого. В воздухе было безопаснее, чем на земле. По крайней мере, отверженные были не способны летать. Крылатых я среди них еще не встречала. Считалось, у разведчиков зашкаливало чувство долга перед Короной, и диверсантов, как и предателей, среди них по определению быть не могло.
— Док, давай без сюрпризов, — предупредило начальство. — Две комиссии признали тебя вменяемым и годным. Не завали операцию.
Эти слова будто обухом ударили меня по голове и события вокруг: подготовительные действия разведчиков, тихая перепалка с мальчишкой и сухие приказы стали лишь фоном.
«Странно…» — задумчиво начала Ники.
Мне было оказано заметно меньше внимания. Беглый физический осмотр провел лишь один лекарь, а о моем психосоматическом состоянии должен был донести Док в докладе Правящему Совету. Что он им рассказал?
Помню лишь путаные кадры ожесточённой борьбы, тонкие трубки, как продолжение вен, расплывчатые образы учёных и разведчиков, режущую боль, а ещё злость и неконтролируемую агрессию. Но последняя быстро прошла, все дни заточения я держалась молодцом. Ники почти не ревела и не болтала лишнего. Где мы могли оступиться?
«Я была матерью». Память невпопад подсунула отрывок из разговора с ученым, случившимся сразу по возвращении в Улей.
«Это твои слова, а точнее, той дуры, что живет теперь с нами!» — бесновалась Вторая, забирая все внимание на себя.
«Она не поняла, что это прямой вызов Королеве? Ты призналась, что заняла ее место в мире, который мы планируем поработить! И поверь, никому неинтересна разница в понятиях: мать ты одного сына или целой нации».
Кровь схлынула с лица, я пошатнулась. К счастью, никто, кроме стоящего рядом Волчонка, не заметил изменений в моем состоянии.
Возможно, Док и утаил информацию о степени влияния моего влюбленного и чересчур легкомысленного альтер эго, но всего остального должно было хватить с лихвой, чтобы взять меня на прицел. Почему же не было никакого консилиума?
«Куда бы меня отправили, признав нездоровой?» — вкрадчиво намекнула Вторая, давно обо всем догадавшись.
Больным путь один — в гетто. Преступникам — в Лабиринт и за стены.
«Моя дорогая, второй вариант также не подходит. Если во время допроса случится взрыв в подземелье, рухнет весь Улей. Меня никак нельзя было оставлять в городе. Будучи раньше просто опасной, сейчас я стала еще и непредсказуемой. Вывести из Улья под предлогом задания и убить — это и было самое оптимальное решение, на мой взгляд».
Неужели Командир взял на себя столь большую ответственность?
Седой и статный. Он застал еще Кровавую бойню. Он видел легендарную сотню. Более того, бился вместе с ними и против них. Да, я верила именно в эту версию, а не в ту романтическую драму, что была некогда популярна при дворе. Без сомнения, юный разведчик защищал не временную пассию, а свою Королеву — и с ней же прошел гражданскую войну. Тогда он был моложе даже нашего прикормленного мальчишки. Сто тридцать первый. Теперь просто Тридцать первый…
— Ники!
«Кир».
В реальность я вернулась, когда мы уже подходили к барьеру. Командир и Док под прикрытием щита Четвертого были уже внутри. Стена без проблем пропустила «своих» — тех, в ком тек дар Королевы. А мы с Киром и Волчонком оказались в окружении десятка отверженных. Они шипели и скребли когтями землю.
«Те, кто предал Ее Величество, не достойны жизни» — трубили гвардейцы на каждом углу, а Советники Короны увещевали на каждом публичном выступлении. Раньше изгнанные жители Улья вызывали лишь отвращение. Их травили, как крыс, давили и гнали, а они возвращались вновь и вновь, стояли под стенами Улья и смотрели в небо. Теперь их пустой взгляд остановился на мне. Они все так же жаждали прикоснуться к тому, чего их лишили, запустить свои гнилые зубы в живую плоть. А я, с удивлением обнаружив в себе ранее неведомое чувство сострадания, больше не хотела убивать, но и умирать сама не спешила. Поскольку наши с ними интересы не нашли точки соприкосновения, возникла кратковременная заминка. Игру «в гляделки» прервал мальчишка, который с победным кличем: «А ну кыш!» ринулся со своим кривым ножом на ближайшего отверженного, что отличался лидерскими повадками.
Сопляк вздумал меня защищать!
Получив царапину на груди, отверженный отпрыгнул и с удивлением и какой-то детской обидой уставился на Волчонка. Кривые ноздри чудом сохранившегося, не впавшего носа раздулись, и он плотоядно облизнулся, обнажив почерневшие клыки.
Мне, в общем-то, было все равно, покалечат парня за дурость или сожрут полностью — мне надо попасть к барьеру. И как можно скорее.
Лава прошла стеной, посеяв хаос в рядах противников. Самые обезумевшие горели в чистом огне и, воздев руки к небу, смеялись. Другие разбегались в стороны. Кто-то посмел кинуться на Кира, но был сшиблен второй силовой волной. Толпа отверженных схлынула так же стихийно, как и возникла, а мой резерв неожиданно резко опустел. От былой мощи не осталось и следа.
Как такое возможно? Легкая разминка и всего несколько капель в остатке!
Впервые в жизни Вторая пребывала в растерянности, но Ники гнала посторонние мысли прочь. Она видела цель — преломляющая в воздухе «спящая» воронка, неподвижная и частично скрытая от глаз крыльями Четвертого, специально развернувшегося под таким углом.
Я решительно шагнула к барьеру и впечаталась носом в невидимую преграду.
— Что за?.. — Приличных слов просто не нашлось.
— Вторая, ты чего там застыла? — обернулся ко мне Командир, находящийся рядом с блоком связи.
— Я не могу пройти!
— Что значит — не можешь? — Док тоже отвлекся от своей работы.
— То и значит, — рыкнула я, вдруг почувствовав всю безысходность ситуации. И это ощущение комом застыло в груди, болезненно сжало сердце.
— Попробуй еще. Может, какие-то помехи.
Они делали удивленные лица. Все они! Даже Четвертый.
Всем известно, барьер — он абсолютный. Даже на время его нельзя отключить, его питала сама Королева Мать. Более совершенного творения нет на свете! То ли от тихой ярости Второй, то ли от беззвучных рыданий Ники начали трястись руки.
Я сделала еще одну попытку, выражая готовность к любому противодействию. Барьер мог легко испепелить меня, ровно так же, как я минутой ранее расправилась с отверженными. Однако холодный и твердый, как монолитная каменная стена, он оставался безучастным к моим попыткам вторжения.
— Втор-рая, прекратить истерику. Сейчас же!
«Неужели это конец?» — взвыла Ники, осознавая какой близкой и одновременно недоступной оказалась ее цель.