И в словах самозванца не было ни грамма лжи. Разведчица поджала губы от досады и резко встала. Предводитель отверженных остался лежать на земле.
— Я не говорил, что у Душка есть Королевский сорт? — крикнул он мне в спину. — Уугры звереют от одного его вида… Ну что, теперь добьешь несчастного и обездоленного?
Хотелось, очень хотелось. Но со смертью Короля орда из отверженных никуда не денется. Кто я такая, чтобы вмешиваться в дела Ее Величества?
— Она приказала избавиться от Совета? — Я все-таки обернулась, чтобы посмотреть в лицо выходцу из гетто, взлетевшему по карьерной лестнице почти до небес.
Тот неспешно поднялся, отряхнулся от приставшей к одежде пыли и одарил меня жалостливым взглядом.
— От тебя.
Он глубоко ошибался, если надеялся своим заявлением перевернуть мое мироздание. Несколько лет назад Ники уже опрокинула его вверх дном.
— Так почему я до сих пор жива?
Приблизившись почти вплотную, Волк коснулся губами уха и шепнул:
— Мы уже с тобой мертвы, как и все отверженные, — и, мельком глянув на стены Улья, где стоял внешний гарнизон, побрел прочь от негостеприимного города.
Второму изгою ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Впрочем, гвардейцы рассматривали сверху труп Уугра, и дела им не было до двух тонких, удалявшихся в степь фигур.
Я брела за Королем без какого-либо смысла. Разведчица в принципе чувствовала себя потерянной, лишенной не столько поддержки, сколько дела всей жизни. Она собиралась реализовать мечту Ники, но человеческая девушка молчала. Порой казалось, что она и вовсе умерла. С выключенным двигателем можно по инерции катиться дальше, но на долгий путь этой энергии не хватит.
Стоило признать правду Волка — он делает хорошее дело: бывшему портному дает в руки иглу, повара ставит у котла, одному из подданных и вовсе позволяет бегать на четырех лапах… Только меня он использует по другому назначению. Почему?
— Давай я расскажу тебе свою историю, — словно в ответ на мои мысли, сказал он на одном из привалов. — Дорога длинная, а в тишине идти скучно.
После нескольких часов, проведенных в молчании, хриплый голос ненавистного спутника оказался неожиданно приятным для слуха.
— Королева в первый раз вытащила меня из лаборатории. Ей было интересно посмотреть, что за странный феномен прижился в ее законных владениях и как он будет вести себя не под прицелом ученых-исследователей, а, скажем так, в естественной среде. Я тогда был мелкий и совсем дурной. Столько гадостей наговорил, до сих пор удивляюсь, как меня не вышвырнули. Я же почти бросил вызов Ее Величеству! А она проигнорировала… Не дело же тягаться с семилетним мальцом, а вот приструнить его следовало бы. Так я попал в самое жуткое место, ад этого мира — в Лабиринт. Нет, не в клетки, — пояснил он по ходу повествования. — Я очутился по другую сторону: выскабливал пыточные в перерывах между сменами, мыл инструменты, был на побегушках у Палачей, в общем, делал много грязной работы. И просвета во всем этом деле не было…
Неудивительно, там даже лампы «светлячки» перегорают раньше положенного срока.
— Однажды наступил момент, когда я начал просыпаться от собственного крика. И тогда решил, что уже в полной мере отработал наказание ее Величества… Как ни странно, меня легко отпустили, и я вернулся в гетто. Не могу сказать, что там стал лучше спать. Чужие кошмары продолжали донимать ночами, а днем не давали покоя уже мои собственные. Спустя несколько месяцев я попал за стену. До дрожи боялся, что меня кинутся искать и вернут либо Королеве, которая придумает очередную изощренную кару лишь за то, что я вырос не под ее опекой, либо в лабораторию под круглосуточное наблюдение, где мне будет еще хуже. В гетто говорили, что без Королевской поддержки — так они называли те жалкие подачки — не выжить. А я смог. Всем назло.
В сгустившихся сумерках надменная улыбка Волка выглядела зловещей. И как разведчица ни старалась, не смогла проникнуться жалостью к ущербному существу, появившемуся на свет не в том мире.
— Когда я возвратился в родной уголок через несколько лет, меня вспомнили. Хотели даже прогнать. Старые и больные пошли на меня с палками, ты представляешь? На меня, рожденного в гетто!
«Вот мерзавцы, — усмехнулась Вторая. — Да как они только посмели!»
— Произошел бунт. Тогда под камнями завалило маленькую девочку. — Рассказчик грустно вздохнул, словно то было единственным злодеянием, о котором он искренне сожалел. — Будучи косвенно причастным к произошедшему, я поклялся вернуться за ней, когда шумиха уляжется, забрать с собой и позаботиться… если, конечно, она выживет…
И Король слово сдержал: назвал сероглазое отродье своей сестрой.
Давние события задели какие-то рычаги в моей голове, и те с хрустом пришли в движение. Память шептала: «Я там была». Предшествующий отрезок жизни разведчица помнила до мельчайших деталей, а вот после был полный мрак с редкими, размытыми светлыми пятнами. И проломиться сквозь блокаду, возведенную аккурат в том временном лаге, Вторая никак не могла.
Не замечая моей растерянности, Волк продолжил говорить:
— Трагический инцидент не был бы передан огласке, не случись презабавное столкновение «интересов» Короны. Впервые после Кровавой бойни разведчики дрались с гвардейцами. Это было настолько возмутительно и неправильно, что геттовцы покидали свои палки и сели смотреть на побоище, точнее, избиение внутренних сил Улья. Занимательное зрелище, скажу тебе!
Приятные воспоминания вызвали улыбку на его нездорово бледном, осунувшемся лице.
— К моему большому сожалению, я наблюдал издалека. Разведчики двигались быстро и красиво, кружились, словно хищники. Уже после узнал подробности и исход сражения. Они уложили троих гвардейцев бесконтактными ударами! Не оставив ни единого синяка, вымотали их знатно…
Волк наивно полагал, что крылья — в бою помеха. И очень удивился, когда увидел обратное. Разведчиков не тяготило ничего, в то время как их соперникам мешало буквально все: от столпившегося вокруг народа до фирменных пряжек на ремнях.
Его история на время прервалась. Королю нужен был сон и отдых. Блистать своими охотничьими навыками я не собиралась, потому и ужин у нас вышел исключительно вегетарианский — из трав и грибов. В отличие от выходца из гетто, разведчица не привыкла сутками голодать.
Волк продолжил свой рассказ, когда мы миновали старые катакомбы. Встретившиеся в туннелях землекопы нападать на Вторую не решились, а от ходячего феномена и вовсе отшатнулись, как от чумы.
— Оставаться в гетто с враждебно настроенными соседями смысла не было, и я пошел бродить по закоулкам Улья. Изведал каждый метр города, каждую его щель. Ты не знаешь, но Улей трещит по швам. Еще несколько десятков лет — и он сложится, как карточный домик. Красные Палаты рухнут в Лабиринт. А на голову Королеве свалится несколько сотен «сирых и убогих». Хотел бы я посмотреть на это зрелище, но, боюсь, не дотяну…
— Злодеи обычно очень живучи, — не удержалась я от комментария и, поведя носом, поморщилась. Ветер, бесновавшийся в высокогорье, принес запах смерти: мы приближались к лагерю отверженных.
— Ну что ты! Какой же я злодей? Без силы, я думаю, светит мне человеческий век. Возможно, с твоей помощью получится его чуточку растянуть.
Король протянул руку, собираясь погладить меня по голове. Разведчица, стиснув зубы, ударила его по пальцам. Внезапные порывы нежности совершенно не соответствовали оговоренному потребительскому отношению и настораживали едва ли не сильнее его прочих выходок. Ни капли не обидевшись, мужчина только рассмеялся.
— Странная ты… Так на чем я остановился? Ах да, побывал я почти везде, узнал много всего. Знаешь, что рассказывали в Лабиринте?
— Боюсь даже представить.
Мрачно покосившись на своего спутника, я увеличила расстояние между нами.
— То же, что и в темных подворотнях: свои и чужие тайны. Не поверишь, но я стал интересен Королеве. Конечно, ей докладывали обо всех моих перемещениях, но ограничить в свободе не могли. Законы я не нарушал, ну почти…