Щедрость, забота и сострадание. Как бы не так. Я нужен ровно до тех пор, пока нужен, и ни минутой дольше.
Ян поставил тарелку на тележку с пыточными инструментами и подошел ко мне.
— Помогу, — глухо сказал одноглазый и забрал мазь.
Следующие пять минут я старался не заурчать от удовольствия, пока целительная мерзость тонким слоем покрывала раны и ожоги. Прикосновений Яна я почти не чувствовал. Наверное, что-то наркотическое есть и в мази. Хотя я не сведущ в фармацевтике вообще.
— Заживет быстро, — пробормотал я, — испортит клиническую картину для рапорта.
Преторианец резко выдохнул у меня за спиной. Такое же подобие смеха, как оскал — улыбки.
— В рапорте напишу то, что мне надо, — ответил Ян и убрал баночку с мазью, — одевайся.
Давно бы оделся, если бы не цепь на ноге. Натянуть смогу только гимнастерку, а все остальное повиснет комком на одной ноге. Видя мое замешательство, преторианец достал из кармана ключи и отомкнул замок на ободе. Скинув цепь, я резко поднялся на ноги и тут же пожалел об этом. Кровь отхлынула от головы, лишая ориентации в пространстве и ввергая во тьму обморока. Я сам не понял, как остался в вертикальном положении, упираясь лбом в стену и держась за нее руками. Сквозь туман я почувствовал, как кто-то тянет за локоть вниз.
— Сядь, — услышал я приказ.
Отмахнулся, упрямо мотнув головой.
— Я стою.
Нужно перетерпеть. Давление выровняется. Неужели так много крови потерял? Вроде не было серьезных ран.
— Сядь, я сказал.
Ян грубо надавил рукой на плечо, заставляя опуститься на пол. Допросная плыла перед глазами. Кончилась моя батарейка. Подлежу отправке в утиль?
Васпа накрыл меня одеялом и сунул в руки тарелку с баландой. Живот тут же перекрутило спазмом и едва не стошнило только что выпитой водой.
— Ешь, — жестко сказал Ян, рывком возвращая меня в сидячее положение.
Я уже понял, что сахар — основа рациона васпов. Скорее всего, глюкоза ускоряет заживление ран и срастание костей, но я цзы’дариец и мне сахар не поможет. Я отчаянно пытался съесть хотя бы ложку, но легче было проглотить противотанковую гранату.
— Как вы этим питаетесь? — я давился, икал и не сразу понял, что задал вопрос вслух.
Преторианец молчал, и степень его омертвения соответствовала глубочайшей задумчивости.
— Едим… Что не так?
— Слишком сладко, — осторожно ответил я, борясь с рвотными позывами.
— Слад…ко, — эхом повторил офицер и ожил. — В мешке поедешь. С сахаром.
Я ничего не понял, но на всякий случай кивнул, а офицер уже вышел из допросной. Тарелка немедленно отправилась в угол. Жаль, что не в мусор сразу. Я залпом допил всю оставшуюся во фляжке воду и вздохнул. Хватит валяться. Обезболился, расслабился, поплыл. Нужно вставать.
Форму натягивал, периодически падая на стену и промахиваясь мимо штанин и рукавов. В итоге, застегнув ремень, я так и остался стоять, упираясь головой в стену и вспоминая буквенные сокращения названий вооружения со всеми модификациями и полной расшифровкой. На пятой гранате туман в голове сжалился и расступился.
Безумная затея с эссенцией. Настолько безумная, что даже для меня — перебор. В серьезности намерений преторианца я почему-то не сомневался. Достанет он эссенцию с моей помощью или без. Мне другая очевидность не давала покоя. После таких дерзких налетов свидетелей и пособников в живых не оставляли. Додумать эту важную мысль мне помешал Ян, возникший на пороге допросной.
— Готов? На выход.
Я шел по лабиринту дверей и коридоров мимо тусклых светильников и площадок, залитых светом. Я потерял счет дням и часам. Без окон и команд «подъем — отбой» о времени суток оставалось только догадываться. Должна быть ночь или поздний вечер. Заговор и предательство любят тишину.