Два поста дежурных мы миновали без проблем. Васпы, едва завидев кровавый китель офицера, молча хватали ключи и отпирали двери. А я шел следом за Яном, как мелкий баркас за ледоколом, изредка чувствуя спиной взгляды дежурных Преторианец привел нас в тесное помещение, почти целиком заставленное мешками. Приказал забраться в пустой мешок и долго сыпал сверху сахар, маскируя очертания тела. В качестве живой контрабанды я еще никогда не путешествовал.
— Восемьсот двадцатый, — громко сказал Ян. — Начать доставку!
Из сахарной темноты мешка я услышал короткое «да, господин офицер» и взлетел в воздух. Еле успел поджать ноги и сгруппироваться. Проковырять, что ли, дырочку в мешковине? Ткань старая, должны быть слабые места, грозящие превратится в прорехи. Нужная нашлась чуть ниже уровня глаз. Пока я рвал нитки ногтем, меня успели дважды перенести с места на место и в итоге поставили на ленту транспортера. Угол обзора через отверстие разочаровывал. Я больше слышал, чем видел. Грузчик укладывал рядом со мной еще что-то тяжелое. Я уловил запах сырого мяса, и оно не казалось свежим.
Равномерное движение ленты убаюкивало, в тишине слышался только скрип механизма. Я уже почти задремал, как внезапно над моим мешком взошло светило. Огромное, электрическое, жаркое. Я прилип к отверстию, разглядывая невиданную картину. На стенах висели белые ажурные коконы. Слишком большие для любого насекомого и подходящие разве что для человека. Ребенка. Я вспомнил рассказ Дина о семье. Его воспоминания обрывались на коконе. Кокон. А внутри спящие мальчики, уже получившие эссенцию Королевы. Будущие васпы. Ин дэв ма тоссант, это не кошмарный сон, а реальность!
Я зарылся в сахар по подбородок, пытаясь изменить угол обзора. Вереницу коконов венчали два преторианца. Они внимательно изучали показания приборов на стене. Охранники. Няньки для новорожденных неофитов.
— Где сахар? — спросил кто-то за моей спиной.
Ответа я не услышал, его заглушил стук сердца. Если меня снимут с ленты транспортера и унесут в другое помещение, я пропал. Достанут из мешка, отметелят до обморока, а потом вернут сержанту Груту. Не стану же я доказывать, что господин преторианец лично посадил меня в мешок? Хотя я бы посмотрел на физиономию Грута при таком неординарном поводе для встречи. Но беда прошла мимо. Унесли другой мешок. Даже не соседний со мной.
Свет померк, сменившись удушливой тьмой, я двигался дальше. Потянуло знакомым тошнотворном запахом целебной мази. Да в таком количестве, что я терялся в догадках. Транспортер остановился. Приехали. Я не понимал где я и боялся пошевелиться. Беспричинный ужас разливался по телу, выступая испариной на лбу, иссушая губы и рождая дрожь. Воздуха не хватало, хотелось то плакать, то кричать. Совсем нервы расшатались? Темно, тихо. Откуда паника, Дарион?
— С прибытием, — шепнул Ян над правым ухом. — Вылезай.
Я был слаще, чем баланда васпов. Сахар хрустел за шиворотом, щекотал ноги в сапогах. Чем больше я отряхивался, тем больше он рассыпался и грозил прилипнуть к вспотевшему телу. Раздражало неимоверно. Темно, жарко, белесый туман стелился по полу, и воняло гниющей органикой. Мы ведь должны стоять под куполом Улья возле покоев Королевы, откуда взялась тесная тошнотворная пещера? Но хуже всего стало, когда я разглядел во мраке аварийного освещения содержимое ленты транспортера. В огромных лотках прело, томилось и влажно блестело сырое мясо. Рубленное кусками, не освежеванное, с вываливающими потрохами: темной печенью, ровным мешочком сердца, желтоватым серпантином кишечника. Отрубленные кисти рук с желтыми ногтями, разрубленный пополам череп с налипшими в кровь волосами. Неправильный, уродливый череп шудры. И продавленная грудная клетка с выжженным клеймом личного номера. Он начинался с нуля. Васпа головного Улья.
— Не проблюешься? — деловито спросил Ян из-за спины.
— Нет, — дрогнувшим голосом пообещал я.
— Тогда помогай, — сказал он и начал расстегивать китель. — Фартуки неси. Справа.
Посмотрев на преторианца, я тоже решил снять гимнастерку и надеть фартук. Мясное содержимое лотков мы перемешивали лопатами с сахаром и отрубями, а потом относили в одно гигантское корыто. Тяжелая, грязная, бесконечная и очень странная работа. Меньше всего мне хотелось задавать вопрос: «А что мы делаем?», но долг разведчика обязывал.
— Господин офицер, разрешите обратиться, — робко начал я. Ян кивнул, шевеля лопатой в лотке кровавые внутренности. — Для чего это?
— Для кого, — поправил васпа. — для Королевы.