— И ты был гребаным идеальным человеком. Поздравляю, папа, — горько усмехается Адам. — А я рядом с тобой — ниже плинтуса. На самом дне, — тяжело выдыхает он. Поперек горла встает ком и беспощадно душит его. — Я узнал о новой семье своей матери от постороннего человека. Из-за твоей трусливости и нерешительности, папа.
— Твоя мама лишь недавно вышла на связь, — оправдывается Терентий Дмитриевич. — Она желает с тобой встретиться. Хочет начать поддерживать отношения. Ей очень жаль, что так получилось.
Адам заходиться диким продолжительным хохотом.
— Что за бредовый водевиль, а? Вы, бл*дь… что ты, папа, что мама… Вы, нахр*н, в своем уме? После всего, что было, в далекой перспективе я даже к ее могиле не подойду. И это ее выбор.
— Так нельзя, сынок. Нельзя.
— Кто сказал, папа? А? Кто сказал?
— Адам, давай успокоимся, и обсудим все обстоятельно.
— Нет. Извини, отец, — издевательски кланяется. — Меня не будет пару дней.
Терентий Дмитриевич обреченно вздыхает.
Он уже знает растяжку времени. Порой «пара дней» у сына затягивалась на недели. Бесполезно расспрашивать, «куда» и «к кому». С шестнадцати лет Адам периодически пропадает, а спустя какое-то время, как ни в чем не бывало, появляется вновь.
— Я старался быть тебе хорошим отцом. Признаю, что иногда мне хотелось сдаться. Но я всегда любил тебя. Каким бы ты ни был, Адам, я любил тебя.
— Ты сдался, папа, — на этот раз голос парня звучит жестко, с несгибаемой силой. — На самом деле, ты давно сдался. И мои демоны выросли вместе со мной.
Сбивая со стеклянной полки блестящие «гранты», разворачивается к двери. Оставляет Терентия Дмитриевича разгромленным вдребезги.
8
Бушующее море пышными пенными волнами бьет песчаный берег. Адаму зябко, но не из-за осеннего ненастья. Истинный источник холода сидит глубоко внутри него.
Титов смотрит вдаль. Наблюдает за тем, как вдалеке плывут корабли, как за темным горизонтом постепенно прячется солнце.
Закрывает глаза и пытается отключиться. Ловит слухом знакомые с детства звуки: прощальный гул теплоходов, шум прибоя, крики чаек.
Больше всего на свете Адам хотел бы, чтобы отсутствие матери его не затрагивало. Можно орать на Исаеву. Можно за злостью скрыть свои истинные чувства. Только от себя невозможно упрятать стонущую болью и обидой душу.
К горлу подкатывает тошнота. Пустой желудок скручивается дубовой спиралью. Титов морщится, сцепляя зубы. К сожалению, истерзанные мысли не тают на холодном ветру. Голову охватывает и зверски сдавливает терновый венец.
Адаму необходим выплеск эмоций, но дьявол, укоренившийся в нем, не умеет плакать. Он выравнивает свое эмоциональное состояние, причиняя боль другим людям.
Услышав тихие шаги позади себя, Титов придает лицу хладнокровное выражение. Поворачивая голову, натыкается ледяными глазами на Литвина.
— Что сделала новенькая? — спрашивает Ромка.
— Подписала себе смертный приговор.
Литвин качает головой, не до конца понимая ненависть Адама.
— И все же?
Но Титов игнорирует расспросы друга.
— Пока меня не будет, подготовь то, что я просил.
— Все будет готово, — обещает Рома, прикусывая щеку с внутренней стороны и с любопытством изучая застывшее лицо Адама. — Сколько тебя не будет?
— Не знаю. Я напишу за день до возвращения.
Ближе к ночи, Титов садится в машину. Едет по проложенному накануне маршруту. Останавливается у высокого каменного ограждения и пишет смс: «Если не боишься — выходи. Поиграем».
Когда Ева выходит за ворота, Адам не испытывает ни единой здравой эмоции. Равнодушно наблюдает за тем, как она размеренно шагает к его машине. Открывает дверь и беспечно ныряет в теплый салон. Титов молча встречает ее заинтересованный взгляд. Следует глазами вниз, к приоткрытым малиновым губам. Едва не физически ощущает, как трещат и лопаются нервные клетки.
Собирается напугать Еву, заводя мотор, но она не возражает, даже когда машина срывается с места. Поднимает здоровую руку и растягивает поверх желтой кутки ремень безопасности. Щелкает замок, и Адам на мгновение прикрывает веки.
Ева не знает, какие ужасные мысли висят в его сознании. Титов хочет причинить ей адскую боль. Он хочет убить ее. Воскресить. И снова убить. За то, что она в нем разворошила. За то, что она, такая сумасшедшая гадина, на свет родилась.