- Чего от тебя добивался этот садист? - спросил я, имея в виду сержанта Грута.
- Погоди, - сказал лейтенант и застонал, приподнимаясь на локтях.
- Лежи! - пытался осадить его я.
- Нормально все, - дернулся Тезон. - Кости целы. Меня спас экзамен, представляешь. Грут даже расстроился, что не получилось полноценной тренировки. На экзамен нужно явиться в боеспособном состоянии.
Говорил разведчик тихо и медленно, едва шевеля губами, на которых коркой запеклась кровь.
- Он тебя все это время физподготовкой мучал? - я не верил своим ушам.
- Нет, - ответил лейтенант, - пытал. Натурально пытал. Только это такое занятие. Что-то вроде духовной практики, но вместо изучения внутреннего я, познаешь физические пределы организма.
Я ничего не понял, а разведчик криво усмехнулся и все-таки сел на лежанке.
- Ему было интересно, насколько гибкие мои кости, пластичны мышцы, до какой степени выворачиваются суставы. Каков болевой порог и так далее.
Тезон устало положил голову на руки.
- Потом потащил в тренировочный зал и требовал показать приемы боя. Затем снова вернул в допросную. Дарион, это не просто часть курса подготовки васпов, это самая его суть. Их пытают ежедневно без жалости и сострадания. Мы ненавидели своих инструкторов в Училище? Да инструкторы ласковые и заботливые родители по сравнению с сержантами Улья. Я видел в другой допросной ребенка на дыбе с колото-резаными ранами. Ребенка. Это не исключительное событие. Здесь так каждый день.
- Не может быть, - выдохнул я.
- Может, - тихо ответил Тезон.
Я замолчал, откинувшись спиной на перегородку. Измученный и бледный разведчик выглядел не просто подавленным, а уничтоженным. Цзы’дарийцы за годы тренировок учатся игнорировать физическую боль. Готов поспорить, что сержант остался доволен высочайшим болевым порогом Тезона. Что-то другое добило лейтенанта.
- Проклятая мода, - заговорил разведчик, - перед операцией свел все шрамы. Радовался. Потом Публий на тренировке добавил, потом первый допрос, череда поединков. И все равно это ссадины и раны, а не шрамы. Должен был догадаться, когда нашли три трупа васпов. Они же шрамами покрыты, как деревянный манекен на плацу порезами. С них форму сняли, тела фотографировали. А я внимания не обратил. Явился в Улей весь такой гладкий и чистый, а васпы так не выглядят. Сержант мне нож к горлу «Где шрамы? Как тебя тренировали?». На дыбе, говорю, висел, тренер иглы любил и щепки под ногти. Поверил, а потом спросил: «А как тогда анатомию изучал?» Ты знаешь, как мы изучали анатомию. На роботах под имитацией плоти, да на макетах виртуальных. Какие макеты у васпов? Я ничего умнее не придумал кроме как сказать, что на других. «На шудрах что ли?» спросил сержант. Я закивал. «Можно, конечно», сказал Грут, «но на себе нагляднее. Странный у тебя был сержант».
Как можно изучать анатомию на себе я никак не мог представить. Даже на шудрах это было слишком. Они же живые, хоть и тупые и уродливые.
Лейтенант молчал, ероша волосы рукой. И впервые я увидел в его взгляде пустоту. Черную, беспросветную бездну. Так и сидел голый и не спешил одеваться. А я некстати вспомнил о странном правиле, что в допросной только в обнаженном виде. Потом намек Дина про любовь и взгляд на штаны. Завертелись в голове кусочки мозаики, складываясь в пугающую картинку.
Цзы’дарийцы не единственный воинственный народ в галактике, есть еще как минимум гнароши: синекожие четырехрукие звероподобные, поклоняющиеся богу войны Драму. Есть в их религии один странный порядок - гнароши из касты воинов мужеложцы. Мне в принципе все равно, чем они занимаются по ночам в своих шатрах, но синекожие имеют дурную привычку насиловать военнопленных. Они считают, что тем самым забирают силу поверженного врага и уничтожают его окончательно.
Я смотрел на Тезона и представлял, как Грут часами рассматривает его обнаженное тело, считает шрамы, комментирует их отсутствие. Разведчик все это время связан и беззащитен. Сколько они были наедине вдвоем? Сержант назвал его бойцом. Оценил, восхитился. Совсем как гнарош. Вот только цзы’дарийцы не разделяют убеждений синекожих. Попавший в плен цзы’дариец не имея под рукой ничего колюще-режущего может перегрызть себе вены, чтобы уйти из жизни прежде, чем пережить позор и унижение. А Тезону ведь даже грызть ничего не придется. Молча повесится на своем ремне.
- Тезон, - сказал я, не совсем понимая, с чего начать, - Грут тебя голого рассматривал?
Разведчик обернулся ко мне, и пустота во взгляде сменилась недоумением. Я облизнул пересохшие губы и продолжил: