Три часа - это почти лесть. Не выдержу я столько. Сознание уже уплывает, а голос палача звучит не громче шепота ветра. Преторианец облокачивается на меня и давит вниз, доворачивая суставы с омерзительным хрустом. И тут же рвет из тела одно шильце. Уже сквозь взрыв невыносимой боли я понимаю, что он рвет оставшиеся два одновременно. Щелк. И свет гаснет.
В темноте жарко и пахнет гарью. А еще очень страшно, будто пожар устроил я. Красное зарево обступает со всех сторон. Надо бежать, а я не могу пошевелиться. Рядом топливо на складе. Взорвется. Слизнет белым пламенем, сметет ураганом, как пушинку. Отпустите меня! Отпустите!
Мир взрывается, протащив меня через черную бездну обратно к свету. В ушах, во рту и в носу ледяная вода. Я отфыркивался, тряся головой. Сквозь мутную пелену проступали очертания большой лужи воды под ногами. Боль затихла ровно настолько, чтобы я из одной сплошной и невыносимой снова начал выделять оттенки. Огонь на спине соперничал с выкрученными суставами и вместе они играли первую партию в симфонии моих страданий. Едва я успел вспомнить про палача, как случилось немыслимое. Упало на пол, выплескивая остатки воды ведро, а следом за ним рухнул господин преторианец. Тело в кровавой форме выгибалось дугой и ломалось в судорогах у меня на глазах. Упал Ян не удачно, в угол помещения и теперь молотил руками и бился головой об стены. Его рвало желто-зеленой пеной. Омерзительное и пугающее зрелище. Я искал и не находил в себе радости от увиденного припадка. Если офицеру не вытащить запавший язык он задохнется. Нет, во мне сейчас нет сил на сострадание к палачу, только смутное понимание, что вишу я на дыбе в одной из многочисленных комнаток претории, куда нет особой нужды заглядывать кому-то постороннему. Даже если Тезон найдет меня через день или два, мышцы и сухожилия успеют порваться, так что я уже никогда не смогу ходить или двигать руками.
Преторианец затих и обмяк, оставшись в неестественно изломанной позе. Черная повязка сползла с головы, обнажив пустую изуродованную глазницу, из которой по левой половине лица расходились длинные, глубокие шрамы.
- Ян!
Крикнуть не получилось, слишком мало воздуха я мог вдохнуть за раз.
- Господин офицер!
Тело в красной форме не шевелилось. Меня охватила паника. Проклятье, никогда бы не подумал, что увижу, как вместо жертвы на пытках умирает палач. Фантасмагория, как она есть. Мне плевать, чем таким страшным болел одноглазый, мне плевать какую смерть и в каких муках он заслужил. Не здесь и не сейчас!
- Слава Королеве! - крикнул я так громко, как только мог.
Палач зашевелился и открыл глаз. А я тихо выдохнул.
18
Ян приходил в себя, бессмысленно шаря руками по стенам, будто пытаясь уцепиться за реальность покрепче. Спутанные соломенные волосы стали темными от пота и крови. Знатно он приложился, голова разбита, как после хорошей драки. Желто-зеленую пену со рта Ян вытер рукавом и попытался очистить от рвоты китель.
- И часто с Вами такое бывает, господин офицер?
Подрастерял я пиетет к высшему командованию васпов, хотя в моем положении ничего удивительного в этом не было. Трудно блюсти субординацию, провисая на вывернутых из суставов руках.
- Вопросы здесь ... задаю я, - ответил Ян, нашарив на полу потерянную повязку, - для неофита выпускника ... ты слишком дерзок.
Давай, двинь мне за это в челюсть, только на ноги сначала встань.
- Человек ... не выдержал бы, - проговорил преторианец, усаживаясь на пол и закрывая повязкой уничтоженный когда-то глаз, - орал, скулил и просил пощады. Ты крепкий. Но не такой, как васпы. Рано отключился.
Собственно Ян был прав. Цзы’дарийцы действительно сильнее людей, но до их генно-модифицированного варианта нам, все же, далеко. Не знаю, что решат ученые, но мне не хотелось бы ради того, чтобы лишний час молчать на пытке, превращать родную планету в один огромный Улей.
- Запаха ...нет, - продолжил Ян, сидя на полу и надсадно дыша, - шрамов нет. Не учил тебя сержант. Ни Вурс, ни Шин, ни какой другой.
Про шрамы я уже понял. Это как система «свой-чужой», медаль за стойкость и выносливость. А вот запах не давал мне покоя. Если на специфический тошнотворно-приторный аромат, исходящий от васпов, обращают так много внимания, значит это не просто особенность вида, а нечто определяющее.
Слова преторианца о группе крови я прослушал. В глазах опять потемнело, и пустой желудок сжало спазмом. Горела уже не только спина и руки, а все измученное тело. Тьма затягивала, как болото: мягко, медленно, неотвратимо, смыкаясь над головой и воруя последний глоток воздуха. На этот раз обошлось без видений, я просто сразу очнулся.