Тишина затягивала, перекручивая и без того непростые мысли тугими узлами. Офицер спал, дыша ровно и спокойно. Ян вдруг показался мне очень молодым. У цзы’дарийцев понятие возраста условное, мы вырастаем к семнадцатому циклу и останавливаемся. Вечно юные, не зависимо от званий и прожитых циклов. У людей же на шкале от неофита Дина до старой женщины из деревни Ян не так уж далеко ушел от долговязого васпы. Не удивлюсь, если он на цикл старше меня. Двадцать четыре, может быть двадцать пять, а уже преторианец. Высший командный состав. Даже отец стал генералом только к тридцать третьему циклу и это абсолютный рекорд.
А что Ян вчера говорил про вертолеты? Не помню. Приснилось, наверное.
В воздухе тревожно загудела сирена, и я рефлекторно вскочил на ноги.
- Подъем, - тихо сказал Ян с кровати и открыл глаз, - из комнаты ни шагу. Или ... привязать?
Я отрицательно качнул головой. Преторианец будто собирал разбитое тело из осколков, медленно вырастая в вертикальное положение. Или еще не отошел от вчерашнего или это перманентное состояние.
- Не сиди без дела, - тяжело сказал офицер, - Адъютант. Почти. Сапоги почисть и портянки заштопай. В тумбе все. Умеешь?
- Так точно, господин офицер, - ответил я.
Кадеты из училища пришли бы в восторг. Генеральский сын в звании лейтенанта чистит обувь и штопает портянки. Мечта. Да плевать. В Улье я обычный неофит и не имею права возмущаться и ссылаться на свое звание.
Ян ушел, закрыв дверь, а я открыл тумбочку. Личные вещи на то и личные, чтобы оставаться в неприкосновенности. Для меня в Училище они были якорями, делающими чужую, агрессивную среду хоть немного домом. Символом того, что я есть в материальном мире. И чем меньше личное пространство, тем сильнее цепляешься за якоря. Никого не били так сильно, как тумбочных воров.
Я забрал только то, что требовалось для работы, и мимоходом мазнул взглядом по баночке с целебной пакостью. Не открывал, по запаху понял. Интересно, что сказали бы наши ученые о составе чудо-средства? Публий с его маниакальной жаждой познания соскребал бы с меня скальпелем мазь на стекло, да еще ворчал, что так мало втер.
Портянки не смотря на то, что изрядно ношеные, чистые и сухие. Шил той же иглой, которой Ян вчера штопал мой бок и рану под ключицей. Нитки пришлось рвать зубами, ножа преторианец не оставил. Даже если бы оставил, ну не разведчик я, не придумываются гениальные планы побега. Все кажется дурью, причем смертельно опасной. Надежда только на выездной экзамен. В лесу по-прежнему будут вооруженные сержанты, следящие за каждым шагом, но зато не будет стен и дверей.
Я уже заканчивал с сапогами, когда вернулся Ян, взмокший и сосредоточенный со стопкой горчичной формы подмышкой.
- Почему ...не обработал? - недовольно спросил преторианец.
Я демонстративно покрутил в воздухе начищенными до блеска сапогами, но хозяин обуви стал только злее.
- Рану.
Я оглянулся на зашитый бок, смутился и промолчал. Тогда офицер скрипнул зубами, подошел к тумбочке, выудил баночку с мазью, кинул мне вместе с формой и зло процедил «быстрее».
Собравшись, я выскочил из комнаты вслед за Яном. Побродив по претории мимо каменных лиц дежурных, офицер привел меня к лифтам. Сказал, что будет учить летать. Вчерашний сон про побег и вертолеты оказался явью. Значит, Ян действительно решил бежать с эссенцией. Но теперь я не понимал, как прихватить с собой Дина. Преторианец мог наотрез отказаться от лишнего пассажира. И сейчас не время задавать вопросы о побеге. Позже, когда уйдем из ангаров от посторонних глаз и ушей. Да и я мог думать только о предстоящем полете. Пилотировать летательные аппараты умел, но в кресле вертолета никогда не сидел. Радостное возбуждение растеклось по груди и ушло в руки мелкой дрожью. Я зашел в лифт и провалился этажом ниже в ангары, как в бездну в свободном падении. Только не улыбаться. Васпы неофиты не улыбаются.
Ангар встретил знакомым запахом машинного масла и топлива, обрушив волну звука и вспыхнув яркими оранжевыми бортами дремлющих вертолетов. После дней, проведенных взаперти наедине с Яном, я чувствовал себя так, будто уже сбежал из Улья.
Рядовые при виде кровавого преторианского кителя замирали или наоборот демонстративно утыкались носом в работу. Офицер же шел вперед с уверенностью танка в лобовой атаке. Вот мы миновали один вертолет, обошли второй, проигнорировали третий, я всерьез рассчитывал на последний, четвертый на нашем пути, но Ян свернул к неприметной груде железа в углу. Покореженный остов без пластин корпуса, частично разобранный и абсолютно не работоспособный. Проклятье, да как так? Это все равно, что подсунуть фантик без конфеты.